Люди, отрицающие существование Бога, были всегда — и христиане сегодня не оспаривают их права на такую точку зрения. Нет ничего предосудительного и в критике духовенства, в том числе высшего — особенно когда она справедлива, не оскорбительна, не тотальна («все попы плохие»). Но иногда атеисты или просто ненавистники Православия призывают к дискриминации верующих. От них можно услышать такие, например, рассуждения: «А что религия делает в школе, армии, вузе? И почему попы рассуждают о культуре»? За такой позицией — очевидный двойной стандарт. Между прочим, мировоззрения у нас равны — обязательной идеологии в стране по Конституции нет. Влиять на образование, воинство или культуру, на экономику или политику могут представители разных жизненных позиций и философских учений. Верующие родители имеют юридически зафиксированное право на то, чтобы школьное образование их детей соответствовало мировоззрению, разделяемому в семье (об этом я подробно писал в книжке «Вера и жизнь»). Принцип «отделения школы от Церкви», который до сих пор поминают некоторые политики и даже юристы, уже четверть века отсутствует в Конституции и вообще в действующем праве. И непонятно, почему те же атеисты могут обсуждать и культуру, и политику с экономикой, и религию, а верующие — якобы нет.
Подчас в наших спорах доходило до абсурда: профессор-атеист Абдул Нуруллаев называл «нарушением принципа отделения Церкви от государства» присутствие президента Ельцина на рождественских и пасхальных богослужениях. Однако упомянутый принцип означает, по большому счету, только то, что религиозные организации не являются органами власти, а государство не несет религиозных функций. Вот и все. В тех западных странах, где принцип «отделения» возник, государственные лидеры не скрывают своей религиозной практики, в школах есть уроки разных религий на выбор, а духовенство активно выступает на любые темы.
Другое дело, что иногда атеисты утверждают: в школе или вузе есть место только «научному мировоззрению». Но я давно пытаюсь понять, что этот советский термин, неизвестный более нигде в мире, на самом деле означает. Науки — даже естественные, не говоря о гуманитарных — совместимы с разными мировоззрениями. Представители очень многих точек зрения, включая религиозные и нерелигиозные, есть среди ученых, в том числе самых известных. Попытка объявить «научным» какое-либо мировоззрение — например, материализм или атеизм — это идеологическое жульничество. Поддерживать его удавалось только в СССР, где господствующие «научные» доктрины защищались от критики силой государства и репрессивной машины. Удивительно, что некоторые и сегодня вспоминают этот конструкт, а иногда даже говорят о нем как о чем-то бесспорном.
Некоторые атеисты идут путем оскорблений, провокаций, разжигания конфликтов. Это настоящие антирелигиозные экстремисты — хотя они и любят обвинять в экстремизме и фанатизме верующих. Некоторые склонны считать таких атеистов людьми недалекими, но на самом деле они идут на обострение весьма и весьма сознательно. Возьмем писателя Александра Никонова. Он запросто может сказать: «Тупому необходима узда. И христианство явилось такой уздой — страшной сказкой для плебса, который, словно осел, управляется райской морковкой, висящей спереди, и адской плеткой, висящей над задницей». Бывший журналист Александр Невзоров идет еще дальше, говоря: «Я за прекращение любой атеистической пропаганды — если прекратится религиозная». Между прочим, это признание собственного поражения… Даже блогер Руслан Соколовский, выпускавший ролики с нецензурной бранью в адрес «Бога христианской Библии» и накладывавший такую же брань на мотив богослужебного песнопения, подводил подо все это идейную базу, выступая в суде. Заявив, что является «атеистом, космополитом и либертарианцем», он добавил: «Вина моя заключается не в том, что я отрицал бога, а в том, что я отрицал бога, используя мат. Я не понимаю, почему мат является экстремизмом в том случае, если он был применен». Впрочем, даже с такими людьми возможен и ведется некий диалог — но они должны быть готовы к жестким словам (так, Невзорова я назвал на телешоу бесноватым), а также к тому, что преступные действия — например, осквернение почитаемых верующими предметов и знаков, — получат достойное наказание по закону. Сообщать о таких действия властям для христианина — не грех, а долг.
Бывает, впрочем, в диалоге с атеистами и агностиками одна удивительная ситуация: они учат нас, как верить в Бога и соблюдать Евангелие, объясняют, как мы должны внутренне измениться, дабы сделать миссию якобы более успешной. Казалось бы, какое им дело до наших убеждений? Однако наиболее умные и изощренные атеисты вряд ли отказались бы от искушения взорвать христианство изнутри, навязав ему либеральные реформы — сначала богослужения, потом нравственности, а затем и самого Евангелия и связанных с ним основ веры. Многие аргументы этих наших «доброжелателей» звучат очень убедительно. Ну как же: подстройтесь под людей, под их привычки и образ жизни, под их грешки и грехи — и к вам потянутся! Не противоречьте «магистральному ходу истории» — и будете нравиться людям, а не раздражать их!
Однако логика распространения христианства, история его успеха — совершенно другая. Христианство многим не нравилось — а в некоторые ключевые периоды истории не нравилось большинству. Оно часто обрекало себя на смерть — и именно в такие моменты побеждало. Ему противостояли силы, гарантировавшие истребление, забвение, позор — но сами уходили с позором в прошлое, а христианство утверждалось и расширялось благодаря мученикам. Церкви не надо превращаться ни в пиар-агентство, ни в рекламную фирму, ни в политическую партию. Нам не нужны ни избиратели, ни покупатели, ни клиенты. Нам нужны граждане Царства Небесного — а ими становятся те, кто способен понять глупость «житейской», земной логики. Поэтому советы наших «друзей»-атеистов о реформировании христианства надо внимательно выслушать — и поступить ровно наоборот.
