Решил все-таки отдельный тред создать.
А то начало со временем потеряется.
Итак, антиутопия (
>>9282) подзаброшена, не пишется о том мире, да и бесперспективно оно.
Посему решил начать старую задумку о конце света.
Стиль и настроение будут совсем другие, хочется писать в духе простой и доброй фэнтези-фантастики для подрастающих. Была раньше такая серия - "Зачарованный замок" называлась, что ли. Читал с удовольствием.
В общем, надеюсь, удастся выдержать в задуманном ключе.
За окном, за тонким податливым стеклом широко дышала ночь. Шел дождь. Ночной весенний дождь – редкое дело. С другой стороны, в Петербурге дожди никогда не считались редкостью. А если учитывать глобальное потепление…Дождей будет еще больше. Ну и слава богу.
Артем перевернулся набок, подпер локтем щеку (когда-нибудь моя физиономия окончательно утратит симметрию, - мельком подумалось ему) и снова уставился в книгу.
Было три часа ночи, Артем валялся на кровати и читал. Собственно, то же самое он делал и весь день. Как ни крути, в безработице есть свои плюсы.
Уволился он неделю назад и, пожалуй, сам не мог сказать – зачем. Хотя нет, в глубине души он знал причину, но думать об этом не хотелось. Уволился и уволился – черт с ним. Что было – то прошло.
Иллюзорное желтое электричество заливало старые, пергаментные обои тесных стен, разномастную мебель, объединенную только общим преклонным возрастом, тускло блестевшие карманные издания Камю и Бердяева (последний был основательно припорошен пылью), аляповатые толстенные тома фэнтези, золотисто-коричневого Достоевского, Борхеса в неизменной траурной обложке. И почему Борхеса всегда издают в черном? Очевидно потому, что Борхес умер. Других причин вроде бы нет.
Артем тихо улыбнулся. У него было довольно своеобразное чувство юмора, настолько своеобразное, что его следовало бы считать не чувством юмора, а каким-то другим.
За окном струилась вода, колыхались под каплями листья тополей, а комната была залита фантомным электрическим светом – такой свет иногда можно увидеть во сне, и еще, наверное, именно из него сотканы миражи пустынь.
Артем потянулся, отложил книгу и с сомнением взглянул на мокрое стекло. Потом перевел взгляд на зеркало. Оно было треснуто – когда-то, в пьяном экстатическом безумии, он развлекался тем, что швырял в него бутылки, наблюдая, как они несутся прямо в его лицо, как коричневые осколки осыпаются по его щекам. Было весело и страшновато – как на американских горках.
Сейчас трещина в зеркале пришлась так, что продолжала линию его рта. Превращала его обычную полуулыбку в глумливый оскал. Артем отвернулся. К черту. По ночам следует занавешивать зеркала или оборачивать их к стене. Впрочем…Нет,лучше все-таки занавешивать.
Он открыл шкаф (дверь привычно поплыла куда-то вниз, Артем столь же привычно ее подхватил и водворил на полагающееся место), вытянул оттуда джинсы, худи (сам Артем не знал этого слова, и если бы его спросили, предположил бы скорее, что это какая-то обувь) и футболку.
Поколебался между кожанкой и тренчем, в конце концов вышел как есть.
Свет в подъезде не горел. Вернее, горел только на его площадке и еще где-то выше, через несколько этажей. Было сыро, свежо и темно, отчетливо слышался неумолчный шелест. Артем любил дожди.
Он уже спускался во влажную темноту, как вдруг ему послышался негромкий стон и тут же испуганный шепот: «Тише! Тише, пожалу…» - не договорив, голос умолк.
Артем стоял, прислушиваясь – ноги уже в темноте, на избитых ступенях, а тело еще в относительном благополучии света.
Ничего больше он не услышал, но развернулся и пошел наверх – на голос.
Голос был детский. И стон, стон тоже был детский. Может быть, это и галлюцинация. Но проверить стоило.
Иногда, какой-то магией преодолевая домофон и кодовую дверь, в подъезд пробирались подростки-наркоманы. Из самых несчастных, которым негде было больше уколоться или нюхнуть.
Если там валяется ребенок в передозе или, наоборот, в абстиненции, нужно вызвать скорую. Если у них все нормально…Пойду своей дорогой, кому они мешают? И не милицию же на них натравливать, в самом деле?
Так решил Артем, с некоторой опаской поднимаясь по ступеням. Ведь на самом-то деле он не знает, что там наверху. Как с этим котом Шредингера. То есть там могут быть дети или…или мертвые дети, ха-ха.
- Там есть кто-нибудь? Я ничего вам не сделаю. Я просто хочу узнать, все ли в порядке.
Тишина. Артем окончательно успокоился и про себя решил, что, для очистки совести, дойдет до освещенной площадки и, если никого не увидит, уйдет обратно.
Дошел.
На подоконнике, на фоне черного, постоянно оплывающего из-за струй стекла сидели двое.
Мальчик и девочка. Очень худенькие, очень бледные в коробке этих голубых масляных стен, под прямым ярким светом и с ночью за спиной.
Девочка поддерживала мальчика, который полусидел в безвольной позе, уронив голову на грудь.
Черт, сколько им лет? Девять, десять, двенадцать? Слишком давно не видел детей. Но они не наркоманы. Кажется.
- Что? Что случилось? – Артем все так же стоял, не поднимаясь к ним, словно ему было нужно…нет, не разрешение, но хотя бы какая-то реакция безмолвной девочки с неподвижным взглядом.
Мальчик хрипло кашлянул – так иногда кашляют пожилые коты – и медленно поднял голову.
Близнецы! – успел подумать Артем, через ступеньку взбегая наверх, - Ну надо же.
