Был молодым, умным никогда не был. И от этого решил зарабатывать деньги идиотским способом: нанялся лечить диких людей на Востоке.
Наше правительство вдруг решило их облагодетельствовать. Светлое будущее, мол, у этого народа. Какое будущее!
Приехали.
Голо, песок, пыль. Солнце – в центре неба и жарит, как примус на одесской кухне. Постоянно – горячий ветер. Воды нет.
Стали палаточным госпиталем на берегу, какой - то речушки.
Этот народ, прежде чем лечить требовалось хоть как то отмыть.
Как?
Поручили это Большому Ивану. Он поступил просто. Загонял голого пациента в воду, щедро, крест – на - крест обсыпал моющим средством и окунал с головой в воду раза три.
Восточные люди Ивана не залюбили. Однажды мы кинулись – нет Ивана.
Долго искали и нашли его обезглавленный труп.
Убийц не нашли. Да и кто б искал, кроме нас!
Сами не справлялись. С трудом нашёл я двенадцать более- менее грамотных мужчин и нанял их в помощники.
Провёл с ними инструктаж.
Сказал, что много платить не сможем – сами нищие.
Объяснил, что плач по тяжёлой жизни – не приветствуется.
С больными надо быть кроткими и милосердными, чистыми сердцем и правдивыми.
А по вечерам, говорю, будете радоваться, и веселится. Спирта – хоть залейся!
На вас вся у нас надежда, так как вы – соль этой земли и мир того света. Объяснил, что жить надо мирно, кто будет качать права – получат от меня по полной программе.
К девушкам нашим не то что приставать, а если кто только глянет кобелём – ноги из жопы выдерну!
Сказал, что клятв мне не надо. Сказал «да», сказал «нет» - и всё ясно.
За воровство буду отдавать властям – руки порубят!

Ну и всё такое прочее я им говорил, согласно полученной от наших психологов инструкции.
Стали работать.
Повели к нам немощных, одержимых различными болезнями и припадками, и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных. Всех мы исцеляли.
К одному пригласили на дом. Лежит, встать не может.
Осмотрел и поставил диагноз: миастения. Ввели прозерин. «На кончике иглы» больной встал и пошёл. Народ восточный – в отпаде!
Ещё любил им фокус показывать с больными в гипогликемической коме.
Лежал один такой – хоронить собирались.
Ввёл ему внутривенно глюкозу и в ту же секунду больной открыл глаза.
- Вставай - говорю,- «Лазарь», иди!
Чурки радовались, как дети.
Но тут стала нас сильно доставать местная «медицинская общественность».
Обычная для врачей в такой ситуации ревность и зависть. Да и пациенты к ним деньги перестали носить.
Подговорили медики против нас местных священников и царьков. Нашёлся падла, иуда, в наших рядах.
Однажды ночью душманы эти напали на лагерь. Кого убили, кого - в тюрьму.
Меня, как главного, типа - «судили»: собрали народ и спрашивают: «Что с ним сделать?».И эти суки позорные, которых мы лечили и кормили, стали орать: «CRUCIFY!». Царёк этот удивляется: «Какого х@я? Он же ничего вам плохого не сделал!». А те: «CRUCIFY!».
Всыпали мне батогов и, привязав верёвками к столбу, подняли к солнцу…
Надоело мне это, и я выключился. Пошёл дождь, меня сняли со столба и отдали Маше и Магде. Послали сообщение в центр. На третий день, в хронокапсуле, меня робота – андроида класса «Медик- This Is Sooth»,переместили из проклятого I века нашей эры в родной 2568 год.
Смешно мне бывает теперь смотреть на мои изображения в церквях и костёлах!
Но исправлять уже поздно, да и дорого.

Бамп! Ну же, аноны, не потеряем годный тред

Ты можешь бежать от прошлого, но единственный твой шанс на выживание - это обернуться и принять его, вобрав в себя, полностью, со всей недопрожитой болью и недоумением от того, за что, какой такой грех мог совершить ты в этой, в прошлой, в миллионах реинкарнаций до, чтобы получить в подарок - это? Но среди всего прочего, уходящего размытыми пятнами в жирную тьму, остаётся лишь гнилушечный свет предательства.

Предадут все, кого ты знаешь и любишь. Рано или поздно. Исключений нет. Одни из злости, другие из скуки, третьи - просто решив, что переросли тебя. Предаст даже память, даже вещи. Даже места.

Старый лагерь. Территорию уже очень скоро сделают закрытой, очень-очень скоро сюда можно будет попасть лишь тем, кто заплатил. Поэтому сейчас у меня последний шанс навестить могилу моего детства. Уже давно снесли все деревянные корпуса, потихоньку разбирают кирпичные - только главный корпус так и стоит немым укором тем, кто его бросил. И воздух тут уже далеко не тот самый, и чувств каких-либо внутри не появляется. Всё, что есть - это озоновый дух, подслащённый ароматом недавно отмытой хвои. Дождь впитался в землю почти полностью, лишь кое-где оставаясь на земле лужицами.

Кажется, “Совёнок” произошёл слишком поздно в моей жизни. Я смотрю в небо и огибаю главный корпус с левой стороны - именно там начинается мой самый главный в жизни спуск - на скорость, изо всех сил, постоянно проверяя на прочность собственный запас удачи и нервы ангела-хранителя. Я не могу уехать отсюда просто так.

Мне чуть за двадцать пять, есть молодость, здоровье и деньги. Не хватает простого - смысла. Или хотя бы цели. Лишние килограммы на талии нельзя назвать ни целью, ни смыслом, а это похоже, единственное, что я сумел нажить за всё время, что не был здесь. Если коснуться пальцами все ещё держащихся металлических несущих, поддерживающих козырёк над бывшей теннисной площадкой, то перед глазами вспыхивают картинка за картинкой:

... Я улыбаюсь рыжей девочке, смотрящей на меня насупленно и недобро. Ну ещё бы, они так хотели выписать мне штрафную, а я облил их самих...
... Вот от этой же самой рыжей пытается сбежать некий кудрявый мальчонка её возраста. Он слишком много болтал, а она не прощает, когда её зовут "ДваЧе"...
... Тот самый склад, рядом с которым я понял, насколько хрупок и чудесен этот мир, и насколько просто он может быть уничтожен простым желанием разобраться в причинах. Чудо не терпит препарирования, оно от этого плохеет...
... Белый танец, на который, не слушая моих возражений, меня утащила вожатая...

Где все они теперь?

Я беру низкий старт и воздеваю ленивое, неохотно слушающееся тело в воздух. Быстрее, ещё быстрее, мы бежим здесь последний раз. И мы больше никогда сюда не вернёмся.

Где тандем рыжих? Где честь и совесть лагеря арийской наружности? Куда в этот раз спряталась зеленоглазка с баклажановым отливом густой шевелюры, собранной смешными хвостиками? А девочка-пулемёт - куда она делась? Я уже очень давно не слышал имени "Мику", ни в интернете, ни в ротациях японских радиостанций. Их всех, одного за одним вычеркнули из моей жизни.

Первые пятнадцать метров - слева главный спуск, песок и галька, въезд в лагерь для машинок, везущих страждущим пионерам сгущёнку, хлеб и кефир. Дорога была отделена невысокой стеночкой в четыре доски высотой, и низкими зарослями шиповника. Ни от заборчика, ни от кустов ничего не осталось.

Я не помню, как всё было на самом деле, но во всём происшедшем вина только и исключительно моя. Не стоило отталкивать Славю, не заслужила она этого - просто не могла равнодушно смотреть на чужое горе. С её исчезновением мир стал на два миллиона карат тусклее. Не стоило грубить Лене, когда она попросила помочь ей отнести мольберт к реке - и плевать, что рыжие ждали и готовили очередную каверзу. И уж точно не следовало отталкивать рыжих в злополучном автобусе, где они вместо ожидаемого чёткого "запиши телефон" начали мяться и гнать какую-то пургу.

Ноги в "Саламандерах" грохочут по камням в импровизированных кавернах между корнями.

Ещё быстрее. Справа - тот самый клуб. Место, где сбывались мечты и разбивались сердца. Место, где я впервые почувствовал тогда ещё непонятное мне чувство причастности к чуду. От клуба не осталось даже фундамента. Слева - корпуса, где мы так и не начали перестукиваться с Ктю, а позже она уехала в Штаты, и никогда больше не писала. От корпусов не осталось даже воспоминаний. От Ктю - тоже.

Топоча ногами в ботинках сорок шестого размера, двухметровый я несусь вперёд, локтем прижимая к боку однолямочный рюкзак-пиявку, в бессильной жажде воскресить хотя бы что-то детское, и неуместен, и глуп я здесь, как эспаньолка на лице Марии Магдалины, большой взрослый дядька, с ожесточённым лицом несущийся по склону вперёд. Дальше должен быть тот самый бетонный пятачок и ворота в лагерь. Но ещё раньше, чем я успеваю отметить, что здесь и как, под ногу-таки попадается корень - слишком длинные ноги в результате выбились из графика, привычного детским ногам.

Просто любопытно. Здесь, на этом склоне всегда переставали что-либо значить мои неурядицы, проблемы глупого внешнего мира и глупости, которые говорили взрослые. Оставался только я, грудью о воздух, бег и почти слышимый матерок ангела-хранителя, корнающего остатки удачи, так, чтобы под ноги не попало ничего. Это как прыгнуть с крыши и зацепиться за бельевую верёвку, закрыть глаза и отпустить руль - и врезаться в бочки с водой. Как принять четыре летальные дозы какой-нибудь мерзости, и узнать, что у тебя аллергия на какую-то из составляющих. Ты материшь небо, грозишь ему кулаком и выживаешь, выживаешь. Потому что тебе суждено закончиться где-то в совершенно другом месте.

Предадут даже собственные ноги. Предаст гравитация, недавно прошедший дождик, и мокрые оттого корни под ногами. Мир взметнулся куда-то к небесам, густо замешав коктейль из стынущего серо-белого неба и хвойных иголок. В шее что-то непонятно и оттого страшно хрустит. Я больше никогда не вернусь сюда, потому что останусь здесь навсегда.

И краем гаснущего сознания успеваю уловить чей-то удаляющийся силуэт, удовлетворённо охлопывающий руки. Если подключить фантазию, то можно додумать, как этот силуэт улыбается и восклицает:
- Ну наконец-то!

Однажды ты постареешь и не заметишь этого. Старость придёт к тебе молодому и здоровому, тихо зайдёт в комнату, молча сядет в твоё любимое кресло, устроится поудобнее, поправив подушки и начнёт ждать. Ждать пока ты её заметишь. Тебе и в голову не придёт, что она уже пришла, ты ведь молодой, здоровый, только начал жить во всю силу. Только получил работу и съехал от родителей. Машину купил, старенькую, но на ходу, женился или собираешься, закончил училище или университет, открыл холодного пива, включил компьютер, хочешь плюхнуться в любимое кресло, чтобы наконец пожить, да фигушки, место занято.

Старость придёт к тебе в дом и убьёт твою молодость. Задушит ту птицу свободы, ради которой ты рвал все оковы и безумствовал. Убьёт то, ради чего ты ругался с родителями, убегал из дома, попадал в неприятности и набивал шишки. Просто вычеркнет твою молодость из реальности тогда, когда ты уже всё сделал для того, чтобы начать ей наслаждаться. Ты же только взял разбег, накопил немного денег, оставил школу позади, решил, что сам всему хозяин...

Обидно, но обо всех клёвых вещах, о которых ты мечтал, придётся забыть. Мир вокруг постарел и тянет тебя за собой. Стареньким родителям нужна помощь, деньги надо зарабатывать, за квартиру нужно платить, машину нужно заправлять и чинить, а твоей женщине нужно внимание. Старость взяла тебя за руку и приглашает присесть. По ночам ты начинаешь просыпаться в холодном поту из-за своих взрослых проблем и детские страхи уже не волнуют тебя. Боишься зубного не из-за боли, а из-за счёта, который он тебе выставит. Ты несёшь ответственность. Каждый день ты несёшь ответственность за всё. За себя, за близких, за мир вокруг и вот ты уже читаешь политические новости перед завтраком. Ты думал, что ответственность это весело и это сводится к принятию решений, да не тут-то было. Ответственность заключается в том, что когда случается лажа, а она случается часто - виноват ты. Делал ты что-то, не делал, не важно - ты крайний. И вот ты уже обзваниваешь всех родных перед тем как вечером выпить пару пива, ведь ты уже не сможешь сесть за руль, если нужно будет срочно вести бабушку в больницу. И телефон ты больше никогда не выключаешь. Начинаешь предугадывать все неприятности и капризы судьбы, перед выездом в магазин проверяешь количество оставшегося стирального порошка, держишь дома запас лампочек и твой холодильник похож на кладбище списков дел на день. Ты - старый.

Да, тебе ещё нет тридцати, но ты уже молодой старик, а ведь есть ещё дети... У кого нет седых волос - у того нет детей. Если дети - цветы жизни, то родители - перегной. Вся жизнь накрывается медным тазом. Больше ничего для себя, всё только для ребёнка, для семьи. Даже твой сон - уже не твой, что уж говорить про твой день. И дети даже не должны быть твоими. Хватает всего одной паре в компании завести детей - всё, молодость умерла. Уже нельзя собраться друзьями как раньше, уже пошли компромиссы и выверты. "А давайте соберёмся мужиками, без баб"- скромно намекает один. "Да, да, давайте мужиками" - поддакивают остальные. Конечно мужиками, потому что если с жёнами, то вот этот-вот притащит и ребёнка, а в прошлый раз было так стрёмно, что уже на всё готов, лишь бы без этой беготни с пелёнками, "как раньше" и все согласны, давайте без баб, будто любимые женщины это что-то плохое. А знаете, кто это предложил? Не обратили внимания? Да это молодой отец и предложил, он сам спит и видит, как бы хоть немного, хоть капельку времени провести "как раньше". Ему вообще паршиво, он любимую женщину предаёт и ребёнка своего, которого он любит. Молодой отец на всё готов за глоток молодости. А его жена? Думаете, она не хочет? Да будь у неё член, вертела бы она на нём всё это материнство, пелёнки, памперсы, плач, больные уши и сопливый маленький нос. Думаете, она не хочет глоток жизни?

Задыхаются, тонут, бьются в агонии молодые старики - вчерашние дети. Все несут груз своей старости, названный жизнью и каждый несёт в свою сторону. И никто никому не может помочь.

Да, мы таскаем друг другу мебель при переездах и пьём пиво по пятницам, оглядываясь через плечо (не схватит ли старость, не подставит ли подножку в виде очередного полуночного звонка) и теряем друг друга. Первыми мы теряем одиноких подруг, их мы теряем тихо, они никуда не могут вписаться, не в клуб матерей, не в клуб рыболовов "сегодня без жён", не на посиделки "семьями". Потом начинаем терять холостых парней, этих мы теряем уже громко, со скандалами и после эксцессивных историй. Эти потери мы помним долго, они полны ночных звонков, поездок в больницы, полицейские участки и на разборки с битами в багажнике. Точнее необходимостью таких поездок, а на практике ты остаёшься дома с женой и маленьким больным ребёнком и ещё одним недоступным номером в твоей телефонной книжке становится больше. Жизнь сводит и жизнь разводит, справедливо это и для семейных. Всемирного альянса семейных людей не существует, обязательно или жёны передерутся или мужики друг друга забудут с повышением поздравить или один ребёнок кинет песком в глаза другому. Когда-то старость возьмёт своё.

И вот ты уже отец семьи. Не Санька, Витёк или Жека, а Александр Олегович, Дядя Витя или Юджин Попов. Юджин Попов, который уехал на другой континент за лучшей жизнью, иногда старость отнимает друзей и так. Как же так, как это получилось, я же не какой-то Дядя Саша, не Александр Олегович, я себя так в шутку назвал год назад, я же Санька, Санёк, я же на концерт хочу и на озеро напиться, жечь костёр до небес и плясать под регги на крыше машины, как же так? А вот так. На концерт тебя шеф не отпускает, квартальный отчёт горит, машина - твоя и она уже стоит дороже твоих ботинок, причём значительно, ты её регулярно моешь и полируешь и как-то стрёмно у неё на крыше плясать, а на озеро ты можешь поехать, но уже один, потому как у тебя друзья по всему миру, ты уважаемый человек, а вот собрать в палатках людей на озере ты уже не можешь, так как все или за тысячи миль или с детьми или у них квартальный отчёт горит.

И начинаются попытки реанимировать молодость. Отчаянно взрослые дяди созваниваются, оставляют дома беременных жён, берут отпуска и срываются. Срываются в ночь за рулём, за сотни километров, сжигают на круг тонны бензина, только ради того, чтобы ударить молодости в грудь кулаком раз, ещё раз, для того чтобы вдохнуть в её опавшую грудь немного воздуха рот-в-рот, что угодно, только для того, чтобы сердце молодости снова забилось. Ничего не жалеют они. Бегут по льду озёр с удочками, продираются на снегоходах через тайгу с ружьями, весь год тренируются и копят деньги для того чтобы на неделю на велосипедах по Альпам, на плотах по рекам, да хоть к чёрту в пасть, лишь бы на пару вечеров в год в свете костра, прихлёбывая алкоголь из кружек и радостно смеясь, всё ещё Сашка, Васька, Женька... Или как угодно, на любой вкус, вкалывать весь год, чтобы с жёнами и детьми снять домик у моря под Алуштой, вместе рвануть в Турцию или на один длинный уик-энд оказаться в лимузине по дороге в Лас-Вегас. На всё готовы люди ради глотка молодости. И она приходит, является во всей красе, красавица в прозрачных шёлковых платьях, хмельная радость, бесшабашная страсть жизни, яркая тень счастья, пляшущая в искрах костра, скользящая по волнам в солёных брызгах, зажигающая на танцполе в свете огней, сладко дышащая юностью, разбрасывая золотистые волосы по подушке в безумном экстазе.

На короткий миг молодость возвращается к нам, маяком, разрывающим ночь вечной старости и зажигает наши ледяные сердца. И не только наши. Все дети мира рвут оковы, ломают барьеры и набивают шишки, убегая из дома, грубя родителям и круша правила в попытке добраться до нашей молодости, которая ярко светит им в ночи. Как мотыльки, они летят на свет, обжигаясь и страдая, ударяясь о подростковые проблемы и раннюю старость, готовые на всё, только за один глоток этой молодости. И они его получат. Получат, как и мы, как и миллионы поколений до нас. Не так как казалось и виделось детям, не так как показывают в кино и клипах, но обязательно получат. В этом мире каждый получит свой глоток молодости, потому что истинная молодость вечно живёт у каждого в сердце и никуда не уходит. Никогда.

В вечер, когда я встретил своего друга, мы с компанией гуляли по заброшенной стройке. Здесь, говорят, года два назад были найдены тела пятерых студентов. Поэтому власти огородили блочный остов здания высоким забором и поставили будочку для вечно пьяного сторожа. Однако за булькающую возможность оставаться пьяным еще одну ночь сторож пропускал таких, как мы — желающих насладиться романтикой заброшенного здания и попугать девчонок.

В здании, исписанном граффити от подвала до крыши, в каждом углу звенели бутылки, оставшиеся с предыдущих гулянок. Их подбирали местные бездомные, которых сторож также исправно пропускал внутрь на ночлег. Кроме гулящих студентов и бомжей, никто не заходил в это здание. Так мы считали.

— … Костик, там человек сидит, — глаза Марины испуганно распахнуты, на блузке следы пыли. — На чердаке, в углу!

— Бомж, наверное, — я отвернулся к темному окну, отхлебнул пива. — Это его дом, не мешай человеку отдыхать.

— А вдруг это не бомж? — Марина взяла меня за локоть, забрала бутылку и посмотрела мне в лицо. За страхом в ее глазах появилась привычная жесткость, и я начал злиться. — Сходи посмотри. Или мне попросить кого-нибудь еще?

— Ну что ты, зачем Мишу отвлекать! — воскликнул я. — Уйдет, вернется — а вдруг пива не хватит?!

— Не начинай. Все знают, что ты его не любишь.

— Да-а, — протянул я с издевкой. — С чего бы это?

— Так ты сходишь? — еще жестче спросила девушка.

Я кивнул.

— Только не удивляйся, если бомж мне будет милее вашей компании.

— Не удивлюсь, — обронила она, отворачиваясь и отпивая из моей бутылки.

Когда я поднимался по изрисованной лестнице на второй этаж, то едва удержался от того, чтобы разбить о стену мобильник, которым освещал себе путь. Марина — моя девушка. И все знали, что она изменяла мне с Мишей, который еще недавно был моим другом.

На чердаке было меньше граффити и бутылок, но больше пыли и какого-то тряпья. Сквозь дыры в крыше сочилась вода — недавно прошел дождь. Где-то сонно перекурлыкивались голуби, шелестела листьями тощая береза, проросшая в пыли одного из углов.

Бездомного я увидел сразу, он сидел на полу в дальнем, самом темном углу. Я видел его силуэт, линию плеч и взъерошенные короткие волосы. Надо же, значит, Марина вовсе не хотела избавиться от меня. Ну, за это даже поговорю с этим парнем, чтобы убедиться, что я прав.

— Эй, привет! — я окликнул его, сделал шаг вперед и замер. Удивленно помотал головой. В углу никого не было — я отчетливо видел клочья пыли и прорастающую сквозь них траву. Но там же точно был человек! Я снова осмотрелся. Береза больше не шелестела, голуби замолчали. Пол чердака был скрипучим, я бы точно услышал, если бы здесь ходил человек! Но стояла тишина, только вздыхал и бормотал о чем-то своем недостроенный дом.

Я снова посмотрел в дальний угол. Что-то было неправильно. Я отчетливо видел, что там ничего нет. Но каждая клеточка моего тела говорила, что это не так. Я протер глаза. Ничего не изменилось — я не видел, но чувствовал, что в этом самом углу сидит невысокий человек и смотрит прямо на меня. В жизни своей не верил в сверхъестественное. И не боялся призраков.

Полчаса спустя я сидел на полу в том самом дальнем углу. К этому моменту ощущение чужого присутствия стало почти привычным, а закрыв глаза, я мог даже почувствовать, что таинственный человек сидит буквально в полуметре от меня. Нащупать его не удавалось, поговорить — тоже. Но я откуда-то знал, что он не опасен. Или просто убедил себя в этом.

— Костя, ты там что, заснул? — позвал меня с лестницы один из друзей. — Мы такси вызвали, ты с нами?

— Ага! — крикнул я в ответ. Потом сказал призраку:

— Ну, ты тут не скучай.

Мне почудился еле заметный кивок, и я поднялся. Общаться с призраком, конечно, интересно, но мир живых никуда деваться не спешил.

В такси пиво начало отпускать, и мне стало смешно. Ну надо же, я встретил призрака! И даже общался с ним! Такого я еще не вытворял, хорошо еще, что свидетелей не было.

Нервно хихикая, я высадился из такси и распрощался с друзьями. Марина поехала в другой машине, конечно же — вместе с Мишей. Но я даже не злился на нее. Мне постепенно становилось все равно.

Погрузившись в раздумья, я прошел сквозь грязный двор, в котором давешний призрак смотрелся бы еще гармоничнее — так тут было мрачно и темно. Под ногами шуршали опавшие листья, хотя шла только середина июля. Но природа не всегда соответствует нашим ожиданиям. Зелень и цветение в любой момент могут увянуть, подчиняясь каким-то своим биоритмам. С любовью так же.

Я поднялся на лифте на свой этаж и какое-то время боролся с входной дверью. У меня всегда было подозрение, что однажды она просто откажется меня впускать, и тогда начнется Великий Квест по Открытию Заевшей Двери. Но пока обошлось.

В квартире, как всегда, было тихо и пусто. Воздух здесь до сих пор пах лекарствами, и запах этот не удавалось вытравить ни проветриванием, ни благовониями. Особенно силен он был в дальней от входа комнате, где провел последний год жизни мой дедушка. Он умер год назад, пережив на десять лет сына с невесткой. Дед один растил меня, как мог, пока болезнь не начала пожирать его изнутри. Тогда уже я стал заботиться о нем. Сейчас его комната пустовала — я не мог заставить себя ее обжить. Вторая комната тоже была почти нежилой — я ее выделил под гулянки с друзьями, которых здесь почти и не было в последние месяцы.

На самом деле, жилой здесь была только одна комната, в которой я и работал, и спал, и отдыхал. Кухня — оплот холостяцкой жизни — была завалена едой быстрого приготовления и бутылками от пива — следами мой депрессии, наступившей после смерти деда. Сейчас, после измены Марины, я снова ощущал ее цепкие лапы. Я заварил себе чаю, взял книгу и зачем-то пошел в гостиную. Постоял, созерцая унылые коричневые шторы и старый телевизор, который никак не мог собраться и выкинуть. Вдоль стены стоял пыльный продавленный диван. Я передумал на него садиться и решил вернуться к себе в комнату.

Но зачем-то открыл дверь в комнату деда.

— Твою мать! — я резко захлопнул дверь и отскочил от нее, глядя на ее белую поверхность с ужасом. Потом замотал головой и прошептал:

— Нет, ну быть же не может…

С минуту я мерил шагами комнату и пытался собраться с мыслями. Происходящее казалось то ли сном, то ли белой горячкой. Но я же не настолько пьян!

Посередине пустой комнаты на полу сидел мой знакомый призрак.

Я дождался рассвета. Почему-то мне казалось, что так будет безопаснее. Сейчас, на окончательно трезвую голову, призрак уже не казался мне закадычным другом. Вспоминались все просмотренные фильмы ужасов, в которых попытки выгнуть призрака из дома заканчивались не лучшим образом. Но что мне делать? Я робко постучался в дверь, потом опомнился. Это же мой дом! Открыл.

Он сидел на том же месте. Его по-прежнему не было видно глазами, но разум отчетливо знал, что этот призрачный парень сидит в позе лотоса, и что одет он в рубашку и джинсы.

— Э-э, привет, — нерешительно сказал я. Странное чувство испытываешь, затевая разговор с пустым местом… Призрак поднял невидимую голову, посмотрел на меня и кивнул. Я продолжил смелее:

— Я, конечно, польщен, что ты пришел в гости. Правда, я тебя не приглашал. Я вообще не был уверен, что ты существуешь!

В воздухе повисла призрачная улыбка. Как у Чеширского кота.

Я невольно улыбнулся в ответ и присел рядом.

— Тебе, наверное, не нравилось там, на стройке? Лично я не хотел бы там жить.

Призрак беспомощно повел плечами. Потом обхватил себя руками. Мне стало его жалко. В конце концов, я же ничего не теряю!

— Знаешь, — тихо говорю. — У меня тут две комнаты нежилые. И я сюда почти не хожу. Так что можешь остаться, если ты не какой-нибудь демон или полтергейст.

Я почувствовал на себе удивленный взгляд.

— В смысле, — я замялся. — Если ты устроишься в гостиной, я не буду возражать. Мне здесь немного одиноко, а с живыми людьми как-то не ладится. Останешься?

Призрак закивал, а я почувствовал гордость. Ведь наверняка он собирался тут остаться даже против моей воли. А теперь он как бы приглашен, и можно даже ставить свои условия!

— В общем, — я поднялся и стал отряхиваться от пыли с пола. — С тебя тишина и покой. Работе не мешать, ночами не вздыхать, гостей не пугать. Вещи не прятать! Я бы с тебя еще и половину квартплаты потребовал, но чего нет, того нет…

С того утра в моей гостиной поселился невидимый квартирант. Он был дружелюбен и незаметен, а в каком-то смысле и полезен. В доме стали реже теряться вещи, перестала заедать дверь и подгорать пища. Сосед-подросток стал тише слушать музыку, а когда соседи сверху устроили потоп, то вода обошла мою квартиру стороной.

Запах лекарств бесследно исчез, сменившись слабым запахом старого дома — сырости, плесени и штукатурки. Но мне всегда нравились эти запахи. Почти сразу мне стало стыдно перед новым знакомым за бардак в доме. Я выкинул весь мусор и старый телевизор, вымыл полы и поменял шторы в гостиной на бамбуковые занавески. Призраку нравилось их перебирать с негромким шуршанием, и я всегда знал, что в доме я не один.

Все же вещи иногда пропадали — квартиранту очень понравился брелок-бубенчик на моих ключах, и вскоре я его лишился. Зато иногда слышу, как он катается из угла в угол в гостиной. Однажды это услышали гости, и потом они долго убеждали меня вынести им мою кошку, что играет в другой комнате.

Еще стали пропадать книги. Они исчезали на пару дней, а потом возвращались с загнутыми уголками страниц. Я стал покупать новые книги и, прочитав, оставлял их в гостиной. Уходя из дома, я включал музыку, чтобы квартиранту не было скучно.

Я пытался украшать гостиную цветами, но они вяли от присутствия призрака. Обошелся картинами. У меня наладилась работа — во многом от того, что дома стало очень хорошо работаться. Не раз бывало, что я отрывался от компьютера за полночь, сделав за раз недельную норму.

У меня стали случаться девушки — ничего серьезного, но все же приятно. Марина с той ночи на стройке исчезла из моей жизни, и я об этом совсем не жалел.

С момента, когда у меня поселился призрак, прошло чуть больше года. Я возвращался домой, когда меня вдруг окликнули. Я обернулся и увидел Марину. Честно скажу, я ее не сразу узнал. Она перекрасила волосы в яркий блонд, стала несколько вульгарно одеваться. Она начала курить — пусть сейчас у нее не было сигареты, но я все равно поморщился от запаха табака. Лицо ее осунулось, на нем замерло испуганное выражение. Это была совсем не та Марина, при встрече с которой я боялся упасть на колени. Эту Марину хотелось пожалеть.

— Привет! — сказал я и улыбнулся как можно дружелюбнее. — Рад тебя видеть.

— Я тоже, — сказала она, осторожно улыбаясь. Ее пальцы теребили воротник кофты, и я увидел обручальное кольцо.

— Ты вышла замуж? Здорово! — и я действительно был за нее рад. — И кто этот счастливчик? Миша?

— Миша, — ответила она, как-то сжавшись. — Давай не будем об этом. Ты-то как?

— Чудесно! Лучше, чем когда-либо.

— Я рада, что у тебя все хорошо, — сказала Марина и посмотрела на меня непривычно робко. — Костик, я тут подумала. Раз уж мы встретились, ты не хочешь со мной прогуляться? Как в старые времена?

Я посмотрел на нее удивленно. Во мне всколыхнулась уже забытая злость. Ты встречалась с Мишей, пока я оправлялся от смерти деда! Ты выставила меня на посмешище перед общими друзьями, ты бросила меня ради своего нынешнего мужа! И теперь ты хочешь со мной «прогуляться»?

… А почему бы и нет? Я ведь могу снова встречаться с тобой за спиной Миши, поступив с ним так же, как он поступил со мной. А уведя тебя из семьи, бросить. Чем не месть?

Я улыбнулся своим мыслям и покачал головой:

— Извини, Марина. У меня на сегодня другие планы.

Она опустила голову.

— Да, я понимаю. Что же, тогда пока?

— Пока.

И мы разошлись.

Она пошла домой, а я еще долго гулял по парку, шурша желтыми листьями и подставляя лицо лучам заходящего солнца. Я чувствовал, что от любого дуновения теплого ветра могу просто взлететь, как кленовый лист, и часами кувыркаться над крышами города.

Я наконец-то чувствовал себя свободным. Когда солнце зашло, и теплый ветер стал холодным и пронизывающим, я поднял воротник пальто и пошел домой, обдаваемый брызгами из-под колес проезжающих машин. Мне хотелось рассказать призраку про Марину, девушку, которая увидела его до меня. Девушку, которую я наконец-то отпустил.

Двор моего дома был как всегда мрачен, листья как всегда шуршали под ногами. Какой-то прохожий шел поперек двора, скрипя резиновыми сапогами. Мы пересеклись под единственным горящим фонарем, я — с мечтательной улыбкой на губах, он — в надвинутом капюшоне, руки в карманах.

Мне показалось, что он поскользнулся на листьях и схватился за меня, я даже попытался его поддержать. Но потом что-то ужалило меня в бок сквозь тонкое пальто, и я почувствовал, что падаю. И пока я опрокидывался на спину, прохожий все бил и бил меня ножом в грудь, и я видел, что его куртка и руки все в засохшей крови.

Я корчился в грязи и листьях, а прохожий стянул с головы капюшон. Это был Миша. По его щекам текли слезы, но глаза горели мрачно и зло.

— Она изменяла мне все время, — хрипло сказал он. — Все время изменяла.

«Но причем тут я?» — хотел бы спросить я, но не мог. Мое пальто промокало, и я не знал, кровь его мочит или начинающийся дождь.

Миша наклонился, глядя на меня безумными глазами:

— Я всегда это знал. Я знал, что ты не сдашься, даже если я женюсь на ней! Это не в твоем характере. Но сегодня я вас видел у метро. Где же ты назначил встречу? В вашем любимом кафе? Или в этом парке? — он запрокинул голову и разрыдался коротко и страшно. Потом прорычал:

— Жаль, я это уже не узнаю. Ни от тебя, ни от нее. Вы оба уже трупы.

И я почувствовал, как нож перерезает мне горло.

… Миша уже ушел, шатаясь, но я все еще лежал, глядя в небо. Капли дождя падали мне на лицо, на раскрытые глаза, замирали на волосках бровей и выбившейся из-под шапки челке. Некоторые стекали по щекам, будто слезы.

Потом мне надоело лежать. Я встал. Дошел до дома. Капли дождя больше не падали на меня, отклоняясь в стороны. Поднялся на лифте. Лифт заполнился запахом палой листвы и стали. Подошел к своей квартире, безнадежно похлопал по карманам — ключи остались валяться в листве во дворе — и постучал. Через несколько секунд дверь открылась.

Там стоял мой квартирант — и наконец-то я мог видеть его глазами. Да, действительно — белая рубашка. Рваные джинсы. Короткие взъерошенные волосы.

— Именно так я тебя и представлял, — я широко улыбнулся. — Ну, почти!

— Именно, что почти, — ответила она. — Заходи, я так долго ждала тебя.

Грязные улицы города. Над трущобами возвышаются блистательные небоскребы. Шестерки стоят в плотной пробке. Мерседесы едут во встречной.
Из трамвая, трусливо озираясь, выходит гражданин. К нему вразвалочку подходит вальяжный милиционер.

Милиционер (нарочито вежливо): Здравия желаю! Майор Сидоренко. Ваши документы, пожалуйста.
Гражданин (торопливо лезет в карман за паспортом): Здравствуйте, а в чем, собственно, дело?
Милиционер (бьет гражданина дубинкой по голове): Поговори еще, на!
Гражданин (жалобно): Ай, больно! Да, как вы смеете? Вы же живете на наши налоги!
Милиционер (бьет гражданина дубинкой по голове, злобно): Ха! Ха! Ха! Я с ваших налогов получаю 15 тыс. рублей, на. А остальные 45 тысяч я сам зарабатываю, на. Чистопредпринимательской деятельностью, на.
Милиционер выхватывает у гражданина паспорт.
Гражданин: Ай, больно! Какой еще такой предпринимательской деятельностью?
Милиционер (бьет гражданина дубинкой по голове): Вот, например, паспортами торгую, на. Не хочешь, кстати, купить свой паспорт, на?
Гражданин: Ай, больно! Нет, не хочу.

Милиционер (рвет паспорт и бросает клочки на землю, бьет гражданина дубинкой по голове): Ну, раз у тебя нет паспорта, то придется тебя задержать для выяснения, посадить в обезьянник и жестоко пытать всю ночь, на.
Гражданин: Ай, больно! Не хочу в обезьянник! Послушайте, но ведь 15-то тысяч вы получаете из моих налогов. Имею я право получить за них хоть какой-нибудь сервис?
Милиционер (бьет гражданина дубинкой по голове): Имеешь, на. Вот я с тобой 15 секунд вежливо здоровался, это был сервис. А потом уж извини, на. 45 секунд занимался чистопредпринимательской деятельность, на. Жить-то на что-то надо, на.

Милиционер заламывает гражданину руку и тащит его в милицейский автобус.
В автобусе. Униженный и обмочившийся гражданин горько плачет от стыда. Милиционер бьет его дубинкой по голове и цинично хохочет.

Милиционер (садистски ухмыляясь): А сейчас я тебя раздену, на. К окну поставлю, на. И изнасилую, на!
Гражданин (возмущенно): Безобразие! Я буду жаловаться министру!
Милиционер (цинично): Да хоть сейчас, на.

Милиционер достает из кармана гражданина телефон, набирает министра внутренних дел, передает трубку гражданину. Гражданин хватает трубку. Длинная пауза по системе Станиславского.

Гражданин (суетливо): Господин, ой, товарищ министр! Меня ваш сотрудник бьет!
Министр (участливо): Сочувствую, товарищ гражданин! Надеюсь, что не очень больно.
Гражданин (торопливо): Очень! Очень!
Гражданин рыдает и сморкается.
Министр (солидно): Ну тогда еще больше вам сочувствую. Пора уже нам, товарищи, браться за наведение порядка в наших рядах.
Гражданин (суетливо): Пора! Пора!
Министр (солидно): Смотрит на свои часы за €100 000. Ну все. Я должен идти на правительство.
Гражданин (суетливо сморкаясь): Как же так! Вы же живете на наши налоги!
Министр (злобно): Ха! Ха! Ха! В моем жаловании ваших налогов 2%. Кстати, в основном это деньги нефтегазовых госмонополий. Поэтому 58 секунд из минуты я должен тратить на свою подпольную частнопредпринимательскую деятельность. 1.5 секунды – на государственный бизнес. А на граждан у меня остается только полсекунды. Так что, до свидания.
Гражданин (возмущенно): Безобразие! Я буду жаловаться депутату!
Министр (цинично): Да хоть сейчас, на.

Министр нажимает кнопку, гражданина соединяют с депутатом. Милиционер бьет гражданина дубинкой по голове. Длинная пауза по системе Станиславского.

Депутат: Слушаю тебя, быдлоизбиратель.
Гражданин (бьется в истерике): Хам! Я же за вас голосовал! Меня мент бьет! Меня чиновники не защищают! Я как ваш избиратель требую…
Депутат (злобно): Ха! Ха! Ха! Голосовал ты так, как тебя по телевизору зазомбировали. Да, кстати, еще и не факт, что голосовал ты за меня. Вон сколько процентов фальсифицировать приходится. А депутатом меня назначили!
Гражданин: А кто же вас депутатом назначил?
Депутат: Исполнительная власть, конечно. Так что больше времени у меня на тебя нет. Нужно идти в Думу. Голосовать, за новый закон.
Гражданин: Какой еще закон?
Депутат: Закон о праве ментов вышибать калым с быдлограждан.
Гражданин: Какой кошмар! Кто же выдумал такое?
Депутат: Да вот, министр внутренних дел законопроект прислал. Да мне самому как-то неловко. Но ничего не могу поделать. Против начальства не попрешь. Ведь оно позволяет мне крышевать бизнес и отнимать у него много денег!
Гражданин: Безобразие! Я буду жаловаться в СМИ!
Депутат (цинично): Да хоть сейчас.

Дeпутат соединяет гражданина с начальником государственного телевидения. Милиционер бьет гражданина дубинкой по голове. Длинная пауза по системе Станиславского.

Начальник телевидения: Здравствуй, дорогой быдлотелезритель!
Гражданин (с надеждой в голосе): Здравствуй, дорогая редакция! Караул! Менты грабят, министры бизнесом занимаются, депутаты антинародные законы принимают!
Начальник телевидения (патетически): О, ужас! Куда катится страна!
Гражданин (обрадовано): Вот-вот! Да-да!
Начальник телевидения (с нарочитым удивлением): А от меня-то вы чего хотите, дорогой быдлотелезритель?
Гражданин (суетливо): Немедленно расскажите про это по телевизору!
Начальник телевидения (удивленно): А зачем это мне надо?
Гражданин (неуверенно): Будет высокий рейтинг…
Начальник телевидения (скептически): И что?
Гражданин (растерянно): Заработаете много денег от рекламы…
Начальник телевидения (злобно): Ваши рекламные деньги – это моей любовнице на капучино. А так мне власти платят, напрямую, из бюджета. Который от нефти, сам понимаешь. Ну и по мелочи –проплаченные интервью, скрытая реклама, то, другое.
Гражданин (растерянно): И что все это значит?
Начальник телевидения: Пожалуй, я расскажу, каким ты был хорошим в детстве. Секунд за 20. А потом 40 секунд буду поливать тебя помоями за нападение на милиционера.
Гражданин: Безобразие! Я буду жаловаться президенту!
Начальник телевидения (цинично): Да хоть сейчас.

Начальник телевидения соединяет гражданина с президентом. Милиционер бьет гражданина дубинкой по голове. Длинная пауза по системе Станиславского.

Гражданин (с недоверием): Президент?
Президент: Президент. Самый настоящий. А что есть сомнения?
Гражданин (неуверенно): Да нет. Практически никаких.
Президент (акцентируя каждое слово): Читал «Интернет». Много думал. Я, кстати, постоянно в "Интернете" сижу, в топе Яндекса. Работа такая. Так вот. Пора уже нам модернизировать страну! Идти вперед!
Гражданин (возбужденно): Да-да! Менты законы нарушают! Чиновники бизнесом занимаются! Депутаты исполнительной властью назначаются! СМИ клевещут!
Президент (скептически): Баян. А вообще, нужно нам развивать гражданское общество, обязательно. Без этого у страны нет будущего. Сейчас пост про это наговорю, кстати.
Гражданин (обреченно): Сколько секунд из минуты я оплатил вам своими налогами?
Президент (злобно): Где-то с миллисекунду.
Гражданин (заупокойно): Кто вас назначил?
Президент (с удивлением): Премьер-министр, конечно.
Гражданин (безнадежно): Безобразие! Я буду жаловаться премьер-министру!
Президент (цинично): Да хоть сейчас.

Президент соединяет гражданина с премьер-министром. Милиционер бьет гражданина дубинкой по голове. Длинная пауза по системе Станиславского.

Премьер-министр (жестко): Так. По делу. Пахать надо. А не болтать как бабы базарные.
Гражданин (деловито): Буду краток! Сколько долей миллисекунды я вам оплатил налогами?
Премьер-министр (молниеносно): А вы что, налоги платите?
Гражданин (смущенно): Немного. Я больше в конверте зарплату получаю.
Премьер-министр (деловито): Еще вопросы есть?
Гражданин (безнадежно): Есть. Кто вас назначил?
Премьер-министр (с ухмылкой): Бывший президент, конечно.
Гражданин: А его?
Премьер-министр: Бывший-бывший президент.
Гражданин: А что случилось с бывшим-бывшим президентом?
Премьер-министр (с улыбкой): Он умер.
Гражданин (истерически кричит): Безобразие! Я буду жаловаться богу!
Президент (цинично): Да хоть сейчас.

Президент соединяет гражданина с богом. Милиционер бьет гражданина дубинкой по голове. Длинная пауза по системе Станиславского.

Гражданин (страстно, с дрожью в голосе): Господи, этот мир несовершенен!
Бог (солидно): Воистину, сын Мой.
Гражданин (воздев руки, патетически): Все в руках Твоих, Господи! Сделай же что-нибудь для детей Своих!
Бог (поучительно): Все в руках Моих, сын мой, истинно говорю тебе. Да вот только церкви-то все больше из бюджета жертвуют.
Гражданин (склонив голову на грудь, обреченно): Я тоже однажды свечку покупал…

Длинная пауза по системе Станиславского. Милиционер отнимает у гражданина телефон. Гражданин покорно раздевается и встает лицом к окну. Милиционер начинает жестоко избивать его ногами и дубинкой, громко пыхтя и кряхтя. Гражданин жалобно попискивает глядя в окно.

За окном бредет быдло с бутылками в руках, трусливо отворачиваясь от автобуса. За быдлом семенят либерасты – шакалить у посольств. За ними скачут оборотни в погонах, кусая в горло отбившихся. За ними шествует марш гламурных немецко-русско фашистов в модных ботинках. Дальше следуют совки с красными хоругвями, иконами Сталина и Родины-Матери. Проезжает парад ржавых атомных бомб. За ними бегут, пританцовывая, ликующие нашисты. Вдоль стенки крадутся изумленные иностранные журналисты. Юные пролетарии в одежде британских скинхедов казнят группу таджикских детей. Офисный планктон едет на бизнес-ланч в кредитных иномарках. Его вдогонку пугают злобные чеченцы криками «Аллаху Акбар». Бизнесмены со взятками в кожаных портфелях догоняют чиновников, чтобы успеть первыми. Наркоманы колются грязными иглами. Родноверы в белых рубахах прыгают над костром. Имперцы в лаптях жгут вышиванки. Блогеры крутят головой и радостно строчат блоги.

Раздается страшный предсмертный крик. Автобус обагряется кровью. Медленно гаснет свет.

Конец.

Цитата(Xisp @ 21.10.2011, 0:35) *
Не постучатся. И уж точно не позвонят (звонок сломан). Тор гарантирует это.
А если постучатся, то ничего на меня не найдут. TrueCrypt так же гарантирует это.


TrueCrypt так ли надёжен?
Какие алгоритмы щифрования лучше выбирать в настройках, при создаении контейнера?

Всё же на 100% я этой программе не доверяю.
Хотя других альтернатив не вижу.

Может они есть?

Насчёт что могут постучаться ....

Действительно, я вот например с давних пор, никогда никому не открываю дверь, если мне звонят в домофон или стучаться (звонка так же нет).
И иногда прокатывает - менты отступают...
Если ко мне приходят друзья, они обязательно звонят на сотовый мне перед приходом, иначе я им просто не открою.
Заведите себе такую же привычку, хуже не станет.

Хотя приходили менты , бывало....
Вобщем - хороший способ затихариться на время, потом как они уедут, просто слинять на месяц-другой в другой город, отсидеться там, часто помогает.

При общении с девочками (часто палился сам) использовать только левый сотовый телефон с левой сим-картой, и разговаривать только с ними с него, друзьям, родственниккам и коллегам по работе звоните с основного.

Никогда при общении в интернете с девочкой в открытую не говорите о сексе и т.п.
Ну исключения составляют случаи, когда вы через ТОР общаетесь со специального аккаунта.
Тогда можно поразвращать девочку, хотя кто кого ещё будет развращать - вопросsmile.gif

При первой встрече с девочкой будте осторожны, ну тут уже психология....
Это должно быть на подсосзнательном уровне.

В интернете используйте только проверенное програмное обеспечение, старайтесь не вестись на всякие разводы и потом ловить трояны и прочее.
Лучше использовать Линукс - я рекомендую новичкам Kubuntu - сам использую, устанавливается очень быстро, установка возможна в графическом режиме, после установки уже доступны много программ, которыми сразу же можно пользоваться. разобраться очень просто и можно настроить (тем кто любит винду) KDE - так что почти и не отличишь от XP или Windoews-7.


Truecrypt ставится под Kubuntu с одного нажатия мышкой, ну ещё пароль суперпользователя попросит ввести и всё!
Ну и если уж за вами пришли, старайтесь сразу же как то уладить вопрос - предложите им деньги, если они у вас есть, ведь вам уже теперь терять нечего, а статья за дачу взятки - дело не сильно усугубит.


Крайний вариант хранить боеприпасы, автомат, пистолет, гранатомёт у себя дома, чтобы уж или отбиться от них и скрыться, если выбора не будет, или застрелить себя, чтобы не мучится.

Нам терять по сути нечего, поэтому статья за хранение огнестрельного - это всего лишь мелочь по сравнению с сексом с ребёнком.
И чем дальше, тем терять всё меньше и меньше...

Я совсем без юмора это пишу,увы...