花弁

В честь дня милиции Анонимус 11 November 2009 (Wed) 12:59 No.22

File: 125777043000140.jpg
Jpg, 25.25 KB, 300×381
Your censorship settings forbid this file.

Отделение милиции № 26590123008765490016611.
На стене портрет Путина и Медведева. Владимир Владимирович чуть приобнял Дмитрия Анатольевича, чуть позади стоят Аркадий Михайлович с Эдуардом Эдгардовичем, застенчиво улыбаются.
Накурено. В углу новогодняя елка, украшенная фотографиями «преступников», на столе пустые бутылки водки и гора пустых кошельков. Сидят лейтенант и сержант, курят.
СЕРЖАНТ. Заебись!
ЛЕЙТЕНАНТ. Что «заебись»?! Заебались уже!
СЕРЖАНТ. Накатишь?
ЛЕЙТЕНАНТ. А хули!

Выпивают.
Открывается дверь. Входит старшина, пинками вталкивает мужчину лет шестидесяти. У мужчины на шее плакат: «Я не люблю Екатеринбург».
СТАРШИНА. Давай, ебаный сука!
Мужчина падает.
ЛЕЙ (старшине). Беляков! Чо за хуйня?! Я сказал – отдыхаем!
СТАРШИНА. Дак хули, товарищ лейтенант! Вот, блядь, у мэрии пидара взял. С плакатом стоял, хуесосина!
СЕРЖАНТ. Успокойся, ёбаный! Выпей.
Лейтенант подходит, читает плакат.
ЛЕЙТЕНАНТ. «Я не люблю Екатеринбург». (Мужчине.) И чо ты его не любишь-то, а?
Мужчина молчит.
ЛЕЙТЕНАНТ. Гражданин, отвечайте!
Молчание.
ЛЕЙТЕНАНТ. Документы проверил?
Старшина закусывает, бросает на стол удостоверение.
ЛЕЙТЕНАНТ (берет, корочки, смотрит). Уважаемый Константин Израилевич…
СЕРЖАНТ (смеется). О, блядь, еврей!
ЛЕЙТЕНАНТ (назидательно). Вы же профессор, в университете работаете, и должны понимать, что закон нарушаете. Несанкционированный митинг – это статья.
СЕРЖАНТ. Деньги нашел?
СТАРШИНА. Да нет ни хуя… (бросает на стол кошелек мужчины.)
ЛЕЙТЕНАНТ (бьет мужчину, тот падает). Как вы меня заебали, блядь, демократы… (Пинает ногой.)
СЕРЖАНТ. Может очки золотые?
ЛЕЙТЕНАНТ. Аллюмийка, говно… (Топчет очки.) Ну и чо ты город не любишь? Отвечай! Ты глухой?!
СТАРШИНА. Профессор, а телефона нету даже вообще.
ЛЕЙТЕНАНТ. Чо ты город не любишь? Чо ты город не любишь?! Чо ты город не любишь?!!
СЕРЖАНТ. Да отъебись от него, пусть на хуй идет.
ЛЕЙТЕНАНТ. Да мне, блядь, интересно…
СЕРЖАНТ. Да тебе до пизды, ты же не местный.
ЛЕЙТЕНАНТ. И чо, мне за город обидно. Классный же город. Таких городов больше нет нет ни хуя. (бьет мужчину.)
Входит капитан, подходит к столу, ему наливают. Выпивает. Вываливает из карманов кучу телефонов.
КАПИТАН. Заберите ваше говно… (Смотрит.) Чо за кадр?
СЕРЖАНТ. Да вот, у мэрии пёрся с этой малявой. (Показывает плакат.)
КАПИТАН. Ну дак чо, у нас каждый имеет право на мненье. (Читает.) «Я не люблю Екатеринбург». (Садится на корточки.) Ну, рассказывай, чо ты его не любишь?
ЛЕЙТЕНАНТ. Не колется, блядь, пиздюк.
КАПИТАН. Старшина, веревку давай.
Старшина приносит веревку, Капитан связывает мужчину, подвешивает за руки. Мужчина висит над полом как груша.
Капитан подходит к столу, наливает стакан водки, выпивает, закатывает рукава, разбегается как в спортзале, и начинает бить мужчину как грушу ногами и руками. Бьет долго и с удовольствием. Устал, снова отходит к столу, выпивает. Закуривает. Довольно смотрит. Вытирает пот.
Старшина, лейтенант и сержант поочередно демонстрируют друг перед другом удары. Старшина в физкультурном восторге берет нож со столаа, тыкает в мужчину. Тот охает, из него хлынула кровь как из смятого помидора.
ЛЕЙТЕНАНТ (старшине). Ты чо, блядь?! Опять задержанный кони двинет!!!
СЕРЖАНТ (старшине). На хуй, Беляков, сам его повезешь…
КАПИТАН. А, ну, отошли, клоуны! (Подходит к мужчине, отвязывает веревку, бросает мужчину на пол, садится на корточки, доверчиво ему.) Милый мой, я ведь в этом городе родился… Это мой город, я тут сорок лет… Мне тут знакома каждая кочка… А тебе он не нравится… Это все равно что в маму плевать. Понимаешь?
МУЖЧИНА (булькая кровью). Гх…
КАПИТАН. Ну а в чем дело? Меня равнодушие твое убивает… Ты погляди, с каждым годом наш город все выше и выше... А ты с плакатами ходишь… Мы ведь друг другу как братья, мы все горожане… Вот приезжаешь в другой город, и как только узнаёшь, что вон тот челобан из Ебурга – сразу навстречу кидаешься… Ленина-Малышева, Лунка – Куйбышева, Данилы Зверева – Амундсена… Я уж не говорю о УмаРлаше и Вторчике, а что говорить о Пехоте и Комприке… Ебаный стос, мы же все любим наш город!
МУЖЧИНА. Гд-гд…
КАПИТАН. Ну! А чо ты фуфло это пишешь? Да, я тоже не согласен, что сносят… Вот у дома на кольце возле Центральной гостиницы я соплёй зеленой в любви признавался Галке Антоновой… И чего? Ничего. Утром гляжу – нету дома. Ну и хуй с ним, говно, а не дом, не Растрелли. Жалко, конечно, обидно, будто вырвали из сердца здоровый кусмень, но я понимаю – это мой эгоизм. Небоскребы – они охуительней, понимаешь?
МУЖЧИНА. Х-й…Бр…
КАПИТАН. Вот ты в каком роддоме родился? Я в 24-ом.
МУЖЧИНА. (захлебываясь кровью). Й-а…
КАПИТАН. Ты тоже? Ну, класс. Там во дворах на Декабристов стояло такое двухэтажное здание, а потом большой корпус построили. Мне мама всегда говорила, когда проходили – сынок, ты тут родился. Прикинь, я родился, и дождь шел. Лето было. А я лежу в кроватке, и смотрю, как капли стучат по окну! Веришь, нет, помню эти самые капли! Кап, кап, кап. А ты этот город не любишь. Или вот еще расскажу… (Милиционерам.) Эй, вы, суки, слушайте все! (Выпивает.) Был такой композитор… Шестакович зовут. Он приезжал как раз в Свердловск тогда, а моя мама со мною гуляла в коляске. Ну и в магазин зашла, «электротовары» на Куйбышева. Был такой, помнишь? Купила лампочки, вышла, глядь – нет меня. Это я когда обосрался, из колясочки вылез, и ползком в зоопарк. Дополз уже до угла Карла Маркса, а тут молоковоз летит… Слава богу, мимо шла делегация, и какой-то поддатый старпёр спас меня. Тут мамаша моя подбегает, а старпёр этот матом ее: «Ты чо, манда, дите без присмотра кидаешь». Побазлал еще, мамка в слезы, старичок сжалился: «Я говорит – больше жизни люблю ваш Свердловск» - и подарил ей билет на свой концерт в филармонию. Шестакович – звали его. Он мне жизнь спас натурально. (Выпивает.) Я вырос на углу Декабристов-Восточная, в доме, где был этот ебаный книжный… Бывало, идешь из пятой школы, утро, под ногами замершие лужи трещат, и счастье такое, ну, просто пиздец… зайдешь в блинную, пирожок ебнешь с какао, и скорей на футбол с Димоном или Тарасом, а потом гоним в парк, тот самый на горке, там был Гидрометеоцентр. У меня там мама трудилась, чертила карты атмосферных фронтов… Она тырила с работы химические карандаши, и я их дарил всем во дворе. Помню, залезем на самую горку, зырим, и весь город как на ладошке: там Ленина, там Телецентр, там Уктус, сзади, блядь, Парк ебаный Маяковского… И жить, блядь, так заебато… Солнце огромное, яркое, и небо как на картинке: чисто-чистое! А ты, тварь, это не любишь… А ты говоришь – всё это хуйня… Говори, сука, чо ты заткнулся?..
У старшины звонит в кармане мобильник, он пытается его выключить, не получается.
СЕРЖАНТ. Ты, хуйман, телефон зажал?! (Отбирает мобильник.) Да! Говорите! Ваш муж? Да, он у нас!
ЛЕЙТЕНАНТ. Да он уже – всё, товарищ капитан.
КАПИТАН. Чо «всё»? Вон, дышит… Ну дак чо ты город не любишь???
МУЖЧИНА. За… За… За…
КАПИТАН. Забыл?! Щас вспомнишь… (Выпивает, снова бьет мужчину, опять садится рядом.) Как-то я стырил у бати рубль железный, пришел в кондитерскую, она была рядом с рестораном «Большой Урал», набрал заварных пироженых, и нахуячился, пока живот не раздуло… Чувствую, сука, блядь, подыхаю… Запил «Буратином», еще хуевее стало… Лег на ступеньки перед Оперным, и меня балерины спасли, вызвали неотложку… Я вообще, в детстве часто травмировался… Летом в гости к тете Марине поехали, жила она, блядь, на Эльмаше, лето, короче, я в шортиках, ну и решил, ебанат, съехать с горочки деревянной. А на Эльмаше горки хуевые. Съехал, и – чую, пиздец, умираю. Меня на скорую, в больницу и в хирургию. Положили на стол, сняли штаны, и хирург с вот такой бородой стал в жопе моей топором ковыряться. Я ору, мамка за руку держит, говорит: «пидарас, сколько раз тебе говорила – нельзя летом кататься!» Бородатый достал из моей сраки вот такую занозу! У нас это полено на память долго стояло в кладовке рядом с лыжами. (Пауза.) Ну дак чо ты город не любишь?.. Не хочешь сказать?
СЕРЖАНТ. Ничего, щас жена подъедет, все скажет…
КАПИТАН. Мы и хоккей, блядь, страшно любили. Наш «Автик» в высшей лиге играл. Билетов ни хуя не купить было. С вечера очередь занимали. Взрослые мужики с раскладушками приходили. А утром, когда кассы открывались, убийство было вообще. Но мы ни хуя, с пацанами всегда без билетов ходили. Надо было прийти задолго до матча, пробраться через вахту Дворца ,сказать типа в секцию самбо, а сами скорее в сортир. Закроешься в кабинке, и сидишь на очке шесть часов до матча, а если уборщица стучится – надо было пердеть, типа я тут спортсмен, сру капитально. Матч начинался, мы выходили, и бежали в 12 сектор. (Со слезами.) Счастье, блядь, это когда белый лед до рези в глазах, и на нем 11 дядек шайбу гоняют, а в воротах Третьяк! Много классного было, а ты, хуерыга, не любишь… (Бьет мужчину.) Тебе, сука, на все наплевать! (Выпивает.) А потом после хоккея идут толпы народу! В трамваи, сука, не сесть. Я пролез после матча с рижским «Динамо», но мне шею сдавило дверьми. До сих пор по утрам, ебаный, шея не крутится влево… (Бьет мужчину.) Ну чо ты город не любишь?! Скажи хоть! Ну чо ты, гандон?! (Выпивает.) А вот цирк деревянный сгорел. До сих пор не забуду. Спим ночью, а отец вдруг вскочил: «Суки, проснитесь! Цирк, блядь, горит!» Заебись, как полыхало… Один клоун сгорел и три слона. Мы всю зиму их бивнями шайбу гоняли. А потом демонстрации были, ты помнишь? Народу идет до хуя! Мой отец в оркестре играл на 33 заводе. Я у него на шее сижу, а он на трубе Дунаевского жарит. Впереди колонны идем. Отец говорит: «Шурик, когда ссать захочешь – мне скажешь». Идем. А они, три тысячи работяг уже накатили. Всей колонной бухой идем прямо на площадь! Песни орем! На трибуне Ельцин, сука, стоит, тоже бухает! Праздник, весело всем! Я флажком машу, а сам ссу отцу за воротник. А папа - бухой, еле ноги переставляет, трубу на хуй в сторону бросил, счастливый, ссака моя теплая… И мы вместе орем: «Слава Труду! Слава 1 Мая!» Да хули тут говорить, это мой город, тут все про меня!
Входит жена мужчины, в ужасе смотрит, бросается к мужу.
ЖЕНА. Костя! Что они с тобой сделали?! Звери!
ЛЕЙТЕНАНТ (мужчине). Говори, чо ты город не любишь?!
ЖЕНА. Как вы смеете?! Он – глава регионального отделения! Вы же милиция!!!
СЕРЖАНТ (отталкивает жену, бьет ногами мужчину). Говори!!! (Капитану.) Молчит, пидор…
КАПИТАН. Ну тогда мы твою жену ебать будем! (Сержанту). Действуй, давай, Желудков!
Сержант хватает жену за волосы, вливает ей в горло водку, тащит ее в соседний кабинет, по пути срывает с нее одежду, жена визжит.
КАПИТАН. Ладно, все! Щас последнее расскажу! (Выпивает.) Знаете, какое у меня самое любимое место в городе?! Я плачу, когда его прохожу… Памятник Сибиряку на плотинке, то есть не сам памятник, я в рот ебал Сибиряка, а клумба у памятника. В ней Кеша зарыт. (Пауза.) Дядя Аркаша у меня на БАМе работал, ну и привез оттуда клетку из проволоки, а в ней совенок сидит. Он раненый был, мудилы-охотники подбили, а дядька спас его. Красивый совенок, пушистый…Ухает, ночью глазищами хлоп! Я его «Кешей» назвал, ну и доебался до дядьки: «Подари, дядя, ну подари». Дядька терпел, а потом говорит: «Забирай, только уди на хуй». А мать пришла говорит: «Ни хуя… Грязная это сова, по лесам, блядь, вся таскалась, блохастая, ее вымыть надо». Ну и дрочили мы Кешу два часа в ванной мылом от блох. Он в ванной прыгает, крыльями машет, мать держит, я мылю его. Вымыли, блядь, наконец. Он чистый такой, прямо сверкает. Обтерли насухо, в одеяло, и домой повезли. А надо сказать, тогда зима была, морозы что-то под тридцать ебнули, трамвай долго ждали, замерзли как цуцики… Приехали домой, Кеша мой стал чихать, и к утру умер. Я плакал. Это был мой первый и последний в жизни друг. Взял я его, положил в коробку «Уралобувь», и похоронил в клумбе у памятника, чтоб близко было на могилу ходить. (Вытирает слезы, выпивает.) До сих пор – мимо иду, фуражку снимаю… А еще была детская эта дорога железная, она до сих пор снится мне …
СТАРШИНА (бьет мужчину ногами). Ну, чо ты город не любишь?! Колись, живо, давай!
ЛЕЙТЕНАНТ. Да, всё он уже сдох…
СТАРШИНА. Хули, да нет, еще дышит.
КАПИТАН (смотрит на предсмертную агонию мужчины). Расстроил, сука, меня… (Берет бутылку.) Пойду, с майором поздравиться надо.
ЛЕЙТЕНАНТ (указывая на мертвого мужчину). А с этим чего...?
КАПИТАН. На место поставьте. (Берет карандаш зачеркивает на плакате слово «не»).
В соседнем кабинете женский визг, мат Сержанта, выстрел, тишина.
ЛЕЙТЕНАНТ. А с бабой?
КАПИТАН. На Малый Исток. Канистра в подсобке. (Уходит.)
Темно.
ДУША ПРОФЕССОРА. Знаете, это потрясающая история… Вообще-то я ехал в Саратов… Мне было тогда двадцать лет. Была в моде песня: «Если вы не бывали в Свердловске…» Поезд сделал двадцатиминутную остановку, и я вышел… Мне было интересно взглянуть на город, о котором поют. И в самом деле, он очень походил на рай. Кругом пели птицы, росли деревья, и люди были красивые. Возможно, я преувеличил, но тогда это казалось именно так. И главное – я нашел здесь свое счастье.
ДУША ЖЕНЫ. Он выглядел как-то нелепо: очки, пиджачок… Копия – Шурик из фильма. Он щурился, глядя на солнце, увидел меня, подошел... О чем мы говорили – не помню, так, обо всем, но я поняла – вот это он, мой любимый, если хотите судьба. А когда он посмотрел на часы, поезд ушел, и мы рассмеялись… А потом мы пошли гулять. Тогда была очень популярна эта песня.
ДУША ПРОФЕССОРА. С тех пор мы слышали много песен, но эта песня навсегда осталась с нами.
ДУША ЖЕНЫ. Она помогла нам встретить друг друга. Вот так.
ДУША ПРОФЕССОРА. Прекрасный у нас город.
ДУША ЖЕНЫ. Конечно, прекрасный…
ДУША ПРОФЕССОРА. Он с нами всегда.
Поют в небесах.
занавес.

Анонимус 11 November 2009 (Wed) 13:00 No.23

Грязные улицы города. Над трущобами возвышаются блистательные небоскребы. Шестерки стоят в плотной пробке. Мерседесы едут во встречной.
Из трамвая, трусливо озираясь, выходит гражданин. К нему вразвалочку подходит вальяжный милиционер.

Милиционер (нарочито вежливо): Здравия желаю! Майор Сидоренко. Ваши документы, пожалуйста.
Гражданин (торопливо лезет в карман за паспортом): Здравствуйте, а в чем, собственно, дело?
Милиционер (бьет гражданина дубинкой по голове): Поговори еще, на!
Гражданин (жалобно): Ай, больно! Да, как вы смеете? Вы же живете на наши налоги!
Милиционер (бьет гражданина дубинкой по голове, злобно): Ха! Ха! Ха! Я с ваших налогов получаю 15 тыс. рублей, на. А остальные 45 тысяч я сам зарабатываю, на. Чистопредпринимательской деятельностью, на.
Милиционер выхватывает у гражданина паспорт.
Гражданин: Ай, больно! Какой еще такой предпринимательской деятельностью?
Милиционер (бьет гражданина дубинкой по голове): Вот, например, паспортами торгую, на. Не хочешь, кстати, купить свой паспорт, на?
Гражданин: Ай, больно! Нет, не хочу.

Милиционер (рвет паспорт и бросает клочки на землю, бьет гражданина дубинкой по голове): Ну, раз у тебя нет паспорта, то придется тебя задержать для выяснения, посадить в обезьянник и жестоко пытать всю ночь, на.
Гражданин: Ай, больно! Не хочу в обезьянник! Послушайте, но ведь 15-то тысяч вы получаете из моих налогов. Имею я право получить за них хоть какой-нибудь сервис?
Милиционер (бьет гражданина дубинкой по голове): Имеешь, на. Вот я с тобой 15 секунд вежливо здоровался, это был сервис. А потом уж извини, на. 45 секунд занимался чистопредпринимательской деятельность, на. Жить-то на что-то надо, на.

Милиционер заламывает гражданину руку и тащит его в милицейский автобус.
В автобусе. Униженный и обмочившийся гражданин горько плачет от стыда. Милиционер бьет его дубинкой по голове и цинично хохочет.

Милиционер (садистски ухмыляясь): А сейчас я тебя раздену, на. К окну поставлю, на. И изнасилую, на!
Гражданин (возмущенно): Безобразие! Я буду жаловаться министру!
Милиционер (цинично): Да хоть сейчас, на.

Милиционер достает из кармана гражданина телефон, набирает министра внутренних дел, передает трубку гражданину. Гражданин хватает трубку. Длинная пауза по системе Станиславского.

Гражданин (суетливо): Господин, ой, товарищ министр! Меня ваш сотрудник бьет!
Министр (участливо): Сочувствую, товарищ гражданин! Надеюсь, что не очень больно.
Гражданин (торопливо): Очень! Очень!
Гражданин рыдает и сморкается.
Министр (солидно): Ну тогда еще больше вам сочувствую. Пора уже нам, товарищи, браться за наведение порядка в наших рядах.
Гражданин (суетливо): Пора! Пора!
Министр (солидно): Смотрит на свои часы за €100 000. Ну все. Я должен идти на правительство.
Гражданин (суетливо сморкаясь): Как же так! Вы же живете на наши налоги!
Министр (злобно): Ха! Ха! Ха! В моем жаловании ваших налогов 2%. Кстати, в основном это деньги нефтегазовых госмонополий. Поэтому 58 секунд из минуты я должен тратить на свою подпольную частнопредпринимательскую деятельность. 1.5 секунды – на государственный бизнес. А на граждан у меня остается только полсекунды. Так что, до свидания.
Гражданин (возмущенно): Безобразие! Я буду жаловаться депутату!
Министр (цинично): Да хоть сейчас, на.

Министр нажимает кнопку, гражданина соединяют с депутатом. Милиционер бьет гражданина дубинкой по голове. Длинная пауза по системе Станиславского.

Депутат: Слушаю тебя, быдлоизбиратель.
Гражданин (бьется в истерике): Хам! Я же за вас голосовал! Меня мент бьет! Меня чиновники не защищают! Я как ваш избиратель требую…
Депутат (злобно): Ха! Ха! Ха! Голосовал ты так, как тебя по телевизору зазомбировали. Да, кстати, еще и не факт, что голосовал ты за меня. Вон сколько процентов фальсифицировать приходится. А депутатом меня назначили!
Гражданин: А кто же вас депутатом назначил?
Депутат: Исполнительная власть, конечно. Так что больше времени у меня на тебя нет. Нужно идти в Думу. Голосовать, за новый закон.
Гражданин: Какой еще закон?
Депутат: Закон о праве ментов вышибать калым с быдлограждан.
Гражданин: Какой кошмар! Кто же выдумал такое?
Депутат: Да вот, министр внутренних дел законопроект прислал. Да мне самому как-то неловко. Но ничего не могу поделать. Против начальства не попрешь. Ведь оно позволяет мне крышевать бизнес и отнимать у него много денег!
Гражданин: Безобразие! Я буду жаловаться в СМИ!
Депутат (цинично): Да хоть сейчас.

Дeпутат соединяет гражданина с начальником государственного телевидения. Милиционер бьет гражданина дубинкой по голове. Длинная пауза по системе Станиславского.

Начальник телевидения: Здравствуй, дорогой быдлотелезритель!
Гражданин (с надеждой в голосе): Здравствуй, дорогая редакция! Караул! Менты грабят, министры бизнесом занимаются, депутаты антинародные законы принимают!
Начальник телевидения (патетически): О, ужас! Куда катится страна!
Гражданин (обрадовано): Вот-вот! Да-да!
Начальник телевидения (с нарочитым удивлением): А от меня-то вы чего хотите, дорогой быдлотелезритель?
Гражданин (суетливо): Немедленно расскажите про это по телевизору!
Начальник телевидения (удивленно): А зачем это мне надо?
Гражданин (неуверенно): Будет высокий рейтинг…
Начальник телевидения (скептически): И что?
Гражданин (растерянно): Заработаете много денег от рекламы…
Начальник телевидения (злобно): Ваши рекламные деньги – это моей любовнице на капучино. А так мне власти платят, напрямую, из бюджета. Который от нефти, сам понимаешь. Ну и по мелочи –проплаченные интервью, скрытая реклама, то, другое.
Гражданин (растерянно): И что все это значит?
Начальник телевидения: Пожалуй, я расскажу, каким ты был хорошим в детстве. Секунд за 20. А потом 40 секунд буду поливать тебя помоями за нападение на милиционера.
Гражданин: Безобразие! Я буду жаловаться президенту!
Начальник телевидения (цинично): Да хоть сейчас.

Начальник телевидения соединяет гражданина с президентом. Милиционер бьет гражданина дубинкой по голове. Длинная пауза по системе Станиславского.

Гражданин (с недоверием): Президент?
Президент: Президент. Самый настоящий. А что есть сомнения?
Гражданин (неуверенно): Да нет. Практически никаких.
Президент (акцентируя каждое слово): Читал «Интернет». Много думал. Я, кстати, постоянно в "Интернете" сижу, в топе Яндекса. Работа такая. Так вот. Пора уже нам модернизировать страну! Идти вперед!
Гражданин (возбужденно): Да-да! Менты законы нарушают! Чиновники бизнесом занимаются! Депутаты исполнительной властью назначаются! СМИ клевещут!
Президент (скептически): Баян. А вообще, нужно нам развивать гражданское общество, обязательно. Без этого у страны нет будущего. Сейчас пост про это наговорю, кстати.
Гражданин (обреченно): Сколько секунд из минуты я оплатил вам своими налогами?
Президент (злобно): Где-то с миллисекунду.
Гражданин (заупокойно): Кто вас назначил?
Президент (с удивлением): Премьер-министр, конечно.
Гражданин (безнадежно): Безобразие! Я буду жаловаться премьер-министру!
Президент (цинично): Да хоть сейчас.

Президент соединяет гражданина с премьер-министром. Милиционер бьет гражданина дубинкой по голове. Длинная пауза по системе Станиславского.

Премьер-министр (жестко): Так. По делу. Пахать надо. А не болтать как бабы базарные.
Гражданин (деловито): Буду краток! Сколько долей миллисекунды я вам оплатил налогами?
Премьер-министр (молниеносно): А вы что, налоги платите?
Гражданин (смущенно): Немного. Я больше в конверте зарплату получаю.
Премьер-министр (деловито): Еще вопросы есть?
Гражданин (безнадежно): Есть. Кто вас назначил?
Премьер-министр (с ухмылкой): Бывший президент, конечно.
Гражданин: А его?
Премьер-министр: Бывший-бывший президент.
Гражданин: А что случилось с бывшим-бывшим президентом?
Премьер-министр (с улыбкой): Он умер.
Гражданин (истерически кричит): Безобразие! Я буду жаловаться богу!
Президент (цинично): Да хоть сейчас.

Президент соединяет гражданина с богом. Милиционер бьет гражданина дубинкой по голове. Длинная пауза по системе Станиславского.

Гражданин (страстно, с дрожью в голосе): Господи, этот мир несовершенен!
Бог (солидно): Воистину, сын Мой.
Гражданин (воздев руки, патетически): Все в руках Твоих, Господи! Сделай же что-нибудь для детей Своих!
Бог (поучительно): Все в руках Моих, сын мой, истинно говорю тебе. Да вот только церкви-то все больше из бюджета жертвуют.
Гражданин (склонив голову на грудь, обреченно): Я тоже однажды свечку покупал…

Длинная пауза по системе Станиславского. Милиционер отнимает у гражданина телефон. Гражданин покорно раздевается и встает лицом к окну. Милиционер начинает жестоко избивать его ногами и дубинкой, громко пыхтя и кряхтя. Гражданин жалобно попискивает глядя в окно.

За окном бредет быдло с бутылками в руках, трусливо отворачиваясь от автобуса. За быдлом семенят либерасты – шакалить у посольств. За ними скачут оборотни в погонах, кусая в горло отбившихся. За ними шествует марш гламурных немецко-русско фашистов в модных ботинках. Дальше следуют совки с красными хоругвями, иконами Сталина и Родины-Матери. Проезжает парад ржавых атомных бомб. За ними бегут, пританцовывая, ликующие нашисты. Вдоль стенки крадутся изумленные иностранные журналисты. Юные пролетарии в одежде британских скинхедов казнят группу таджикских детей. Офисный планктон едет на бизнес-ланч в кредитных иномарках. Его вдогонку пугают злобные чеченцы криками «Аллаху Акбар». Бизнесмены со взятками в кожаных портфелях догоняют чиновников, чтобы успеть первыми. Наркоманы колются грязными иглами. Родноверы в белых рубахах прыгают над костром. Имперцы в лаптях жгут вышиванки. Блогеры крутят головой и радостно строчат блоги.

Раздается страшный предсмертный крик. Автобус обагряется кровью. Медленно гаснет свет.

Конец.