вольное
****
— Здорово, Бро! — говорю я Бродскому. А он мне
— Подите нахуй, не вынимайте меня из комнаты.
— Но мы же здесь, в
— Это пока, я же чувствую.
— А может и правда гулять пойдём?
— Нет, нет, берите вот патефон и станцуйте где-нибудь не здесь. Без меня. Прошу вас, уйдите.
Усы Бро шевелятся неистово, как прибрежные валуны в штиль, но слова вылетают буковками изо рта, звук же от щелчков его зубов похож то ли на пишушую машинку, то ли на бой курантов из часовой бомбы-торта, принесённой мне давече понятно кем. Сукин сын и человеконенавистник этот, как его, Данька Хармс. Какая же сволочь надменная! Бил его сапогом и замороженной палкой отборного капчёного самогона, а он всё не признавал. Но от нескольких ударов кочерги, всё же сознался, мол я ему неприятен. Мизантроп поганый!
Пока я призадумался на секундочку, от тараторенья Бро буков под потолком собралось изрядно, они вроде бы и не роились, но слегка двигались, шурша, попискивая и тоненько позвякивая, как отборный крупный пенопласт со свежей форелью. Мне это всё надоело, я вырвал его усы, примотал их своими волосами к ноге и так смог дотянуться и подмести буквы в известном направлении. Известном кому? Тебе? А ну-ка говори! Большая строчная буква «а» из академической гарнитуры, выковылявшая изо рта Бродского, опираясь на интерробанг, во время отрывания усов, смотрела на меня нетреугольно, но с пониманием. Беседа предстояла долгая и душевная.