Эти люди встали в проходе и столпились там еще на сортировочной. Я не знал где выходить и поэтому встал тоже, оказавшись зажатым меж тел людских как шпротина в банке. Людское море выплеснуло меня на перрон, а с него медленно и чинно понесло в здание вокзала. Вокзал встретил меня прохладой еще не прогретого июльского утра, особенно остро ощущавшейся после давки и столпотворения электрички. Что дальше делать я представлял смутно. Первый раз в незнакомом городе для такого ничтожества, как я, был стрессовой ситуацией, наверное. Как бы там ни было, примерный план действий у меня всё же был. Я пошел на остановку, дождался автобуса и поехал. Автобус был новым, красивым и современным. Там каждая остановка объявлялась голосом и дублировалась на специальном табло, так что можно было сориентироваться когда выходить. Минут через десять автобус довёз меня до универмага, от которого нужно было еще пройти пешком несколько кварталов. Как впоследствии выяснилось, то можно было доехать другим автобусом, практически сразу к больнице, но тогда я этого не знал. Я шёл довольно-таки долго, уже отчаялся и подумал, что свернул куда-то не туда, но вскоре показалось большое здание, которое вполне могло оказаться клиникой. Так оно, собственно, и оказалось. Побродил по клинике, торкнулся в кабинет гинекологии, ощущая на себе полные непонимания взгляды тёток, у него сидевших. Одна даже сказала: "Молодой человек, а таки что вам нужно в кабинете гинекологии?" Я покраснел и сказал, что ищу восемнадцатый. Она ответила "Дальше по коридору". Прошёл к нужному кабинету, у которого стояла целая очередь из калечных людей. У кого руки не было, у кого ноги, у кого глаза, у кого кисть изуродована. В общем, я простоял там с получаса, пока из разговора двух молодых людей не понял, что в этот кабинет нужно идти со снимками. Разумно, подумалось мне и я отправился искать рентген-кабинет. Нашел я его на втором этаже, там уже была небольшая очередь из четырёх человек, все от военкомата, все с плоскостопием. Заведовала в этом храме медицины женщина лет пятидесяти и две молодых ассистентки, одна из которых была одета лишь в малюсенькие чёрные трусики-шорты и полупрозрачный медицинский халатик. При желании можно было и сиськи рассмотреть, и пупок. Для моего хуя этот день был нелёгким. Да, это еще не конец, товарищи. Отстояв очередь я прошёл к высокотехнологичному устройству, напоминающему операционный стол. Ассистентка в черных трусах произвела какие-то манипуляции и стол встал на попа, а с боку к нему придвинулся манипулятор в виде полочки. Очень удобно и современно. Главный врач дала мне пару советов как хитро распределить вес так, чтобы моё плоскостопие выгодно смотрелось на снимке, поинтересовалась почему у меня такие мозолистые ноги, как у верблюда, получив невразумительный ответ посоветовала носить удобную ортопедическую обувь из натуральной кожи. Сделали снимок, я его получил тут же, что удивительно, обычно его ждешь неделю. С ним отправили в восемнадцатый. Меня там уже потеряли, приём был назначен на девять, а сейчас был одиннадцатый час. Забрали снимки и документы, попросили подождать. Ждал вместе с теми ребятами, они, похоже были знакомы и трещали за жизнь, за военкомат, за плоскостопие. Через час вышел ассистент, и повел нас куда-то темными и прохладными коридорами, навевающими мысли о КГБ, НКВД и прочей кровавой гебне. У меня даже появилась мысль, что нас заведут в какой-нибудь застенок и шлёпнут выстрелом в затылок каждого. В кабинете на цокольном этаже, куда нас привели, за столом сидел лысый мужчина болезненного вида, такой, знаете, бледный, худой, изможденный, с черными кругами под глазами. Похож на Меченого из «Зова Припяти». Он молча выдал нам какие-то объемные карточки, а ассистент сказал, что их нужно отнести в военный комиссариат по месту прописки. Затем поздравил с успешным откосом от армии и распустил. Возвращался на вокзал я в типичной душной и вонючей ара-маршрутке. Там играли «Чорные глаза», а на окнах были бархатные занавесочки с бахромой. Моими попутчиками были две симпатичные тянки, по разговору которых я понял, что они едут туда же, куда и я. Сперма снова ударила мне в мозг и я хотел было заговорить с ними и ехать вместе, но они были так увлечены беседой, что не хотелось вмешиваться. Еще был симпатичный парень-метросексуал или что-то в этом роде. Весь такой чистенький и лощеный и жеманный, в белоснежной одежде, в моднявых очочках со стразами и с сережками в ушах. С иголочки одет, одним словом. Читали Тома Сойера? Как Том хотел извалять в пыли соседского мальчишку, который был опрятно одет. Примерно такое же чувство появилось у меня, напополам с завистью. Наверняка, у него были сотни тянов, а может быть и кунов. Конечно, его внушительная, ухоженная и красивая мускулатура как бы говорила мне, что шансов у меня особых не было, но мой внутренний самец заверил меня, что в случае необходимости он будет не против помериться с ним крепостью зубов. Тогда я почувствовал себя эпическим бабуином и замер в ужасе когда понял, в какое же я животное превращаюсь. Отогнал от себя альфа-мысли и сконцентрировался на тянах. Когда они пошли за билетами, то у самой кассы я решил эдак беспалевно и естественно подкатить к ним ноющие яйца в комплекте с напрягшимся хуйцом, а затем ненавязчиво ЗАДОМИНИРОВАТЬ. Но вместо этого произнёс нараспев «ОХММММ» и собрал мысли в кучу. Хуй даже чуть-чуть опал. Воля — великая сила. Купил билет, поинтересовался временем прибытия электрички, на что кассир ответила: "Я не знаю, ололо!" Я прошел в зал, занял кресло и попытался расслабить скрученное в узел естество. Те тяны, смеясь и о чем-то болтая, сели на несколько кресел впереди меня. Я увидел наконец, что кроме сисек, писек и поп у них есть еще и ПОКЛАЖА! "Это мой шанс — подкатить к ним под видом помощи в переноске тяжелых вещей" — подал голос мой почти задавленный альфач. Я посидел, подумал и решил, что почему бы и нет? Когда я уже формулировал в голове примерное обращение к ним, то тяны встали и ушли куда-то. "Ну и хуй с ними, не больно-то и хотелось" — подумал я и снов расслабился, наблюдая за увлекательным путешествием секундной стрелки по циферблату. Вскоре прибыла электричка, я прошёл к перрону, где меня ждал наряд милиции. Оказывается, таким образом они вылавливали безбилетников, проверяя наличие оного билета у пассажиров. Я показал билет. Те тяны шли чуть впереди. Я подумал, что не поздно еще догнать их и помочь, но забил. Зашел в вагон, сел, как выяснилось, неудачно. Полуденное солнце сквозь окно светило ПРЯМО В МЕНЯ. Но пересаживаться было поздно, весь вагон был забит до отказа. Я ехал и жарился, жарился и ехал. Пот лил ручьями, бляха на сумке раскалилась градусов до пятидесяти. Я думал, что скоро получу солнечный удар и потеряю сознание. На тянов глазеть не было ни сил, ни возможности, так как солнце светило прямо в глаза, приходилось закрываться от него сумкой, вытянутой перед собой в качестве щита. Но через некоторое время народ рассосался и я пересел на другую сторону электрички. Там мне предстало чудесное зрелище. Неописуемой красоты девушка лет шестнадцати в очках, майке и шортах сидела и читала книжку. Это была самая красивая тян, что я встречал в своей жизни. Я думал, стоит ли мне подсесть ближе и завести непринуждённый разговор (вот уж посмешище), но она вдруг встала, сняла очки и высунулась в окно, подставив свое милое лицо потоку встречного ветра, который играл с ей локонами, красиво светящимися в лучах летнего солнца. Я замер, пораженный такой картиной. «Солнечная девочка» — слова из полузабытого детства. Я не помню откуда в мозгу моем сформировалось это словосочетание, но оно объясняло ВСЁ. Солнечная девочка. Я просто сидел и любовался ею, волосами, фигурой, очень недурственной фигурой. "Я подойду к ней как только она опять сядет на скамью" — подумал я. Но она всё не садилась, а я не хотел прерывать это замечательное действо. Это было прекрасно. Потом электричка остановилась, тян легко вскочила, подхватила рюкзак со значками и побежала к выходу. Оказывается, мы приехали. На часах было шестнадцать часов с копейками, апогей невыносимо душного дня. Я последовал за этой девочкой, стараясь не потерять её из вида, как в голову мне пришла ещё одна мысль — купить пару баночек прохладительного напитка, догнать тян и угостить её. Я рванул к киоску, купил пару банок, огляделся, но этой девушки и след простыл. Я стоял такой жалкий и ничтожный с этими баночками, как оплёванная шалава. Быть может и не было её? Быть может, это был плод солнечного удара, галлюцинация? Я не знаю. Я побрёл домой по пыльным жарким улицам, потягивая эту газировку, которая чуть горчила, то ли от обиды, то ли еще от чего. И думал, что это всё справедливо, что такое ничтожество, как я, попросту недостойно ни тянов, ни друзей, ни чего либо еще. Я пришел домой и от отчаяния хорошенько подрочил и обильно кончил на Тали из «Эффекта Массы», всё еще находясь под впечатлением от этого долгого, полного фейлов, дня. Жизнь закончилась.
А теперь многое изменилось. Помер и сгнил мой внутренний альфач. Я больше не питаю таких иллюзий, беспочвенных и наивных. Я сломался или наоборот, выковал себя в горниле отчаяния? Я не знаю. Знаю лишь одно — что прошлое нам не вернуть назад.
