>>1165135Стилизация под деревянные скульптуры.
Very little communication passed between the denizens of these outer quarters and those who lived within the walls, save when, on the first June morning of each year, the entire population of the clay dwellings had sanction to enter the Grounds in order to display the wooden carvings on which they had been working during the year. These carvings, blazoned in strange colour, were generally of animals or figures and were treated in a highly stylized manner peculiar to themselves. The competition among them to display the finest object of the year was bitter and rabid. Their sole passion was directed, once their days of love had guttered, on the production of this wooden sculpture, and among the muddle of huts at the foot of the outer wall, existed a score of creative craftsmen whose position as leading carvers gave them pride of place among the shadows.
At one point within the Outer Wall, a few feet from the earth, the great stones of which the wall itself was constructed, jutted forward in the form of a massive shelf stretching from east to west for about two hundred to three hundred feet. These protruding stones were painted white, and it was upon this shelf that on the first morning of June the carvings were ranged every year for judgement by the Earl of Groan. Those works judged to be the most consummate, and there were never more than three chosen, were subsequently relegated to the Hall of the Bright Carvings.
Standing immobile throughout the day, these vivid objects, with their fantastic shadows on the wall behind them shifting and elongating hour by hour with the sun's rotation, exuded a kind of darkness for all their colour. The air between them was turgid with contempt and jealousy. The craftsmen stood about like beggars, their families clustered in silent groups. They were uncouth and prematurely aged. All radiance gone.
The carvings that were left unselected were burned the same evening in the courtyard below Lord Groan's western balcony, and it was customary for him to stand there at the time of the burning and to bow his head silently as if in pain, and then as a gong beat thrice from within, the three carvings to escape the flames would be brought forth in the moonlight. They were stood upon the balustrade of the balcony in full view of the crowd below, and the Earl of Groan would call for their authors to come forward. When they had stationed themselves immediately beneath where he was standing, the Earl would throw down to them the traditional scrolls of vellum, which, as the writings upon them verified, permitted these men to walk the battlements above their cantonment at the full moon of each alternate month. On these particular nights, from a window in the southern wall of Gormenghast, an observer might watch the minute moonlit figures whose skill had won for them this honour which they so coveted, moving to and fro along the battlements.
(in ru:)
Обитатели этих внешних лачуг и те, кто жил внутри замковых стен, виделись редко, лишь первого июня каждого года все население глиняных хижин получало право войти в замок, дабы выставить на показ деревянные изваяния, над которыми население это трудилось весь год. Блистающие странными красками статуи представляли обыкновенно животных либо людей, изображая и тех и других в прилежно блюдомой резчиками чрезвычайно стилизованной манере. Соревнование между ними, цель которого состояла в определении лучшего творения года, отличалось яростью и неистовством. После того как для них проходила пора любви, им оставалась только одна страсть – страсть к ваянию деревянных скульптур. В хижинах, беспорядочной грудой наваленных у внешней стены, ютилась горстка истинных творцов, признаваемых среди резчиков лучшими, и это признание доставляло им почетное место среди теней.
На некотором месте внутри Внешней Стены из земли на несколько футов выступали огромные камни, из которых стена и была сложена – подобие скального выступа, тянувшегося на две-три сотни футов с востока на запад. Камни были покрашены в белый цвет, и вот на этом-то возвышении в первое июньское утро каждого года выставлялись на суд графа Гроанского резные скульптуры. Произведения, сочтенные самыми совершенными, а таких никогда не бывало более трех, отправлялись в Зал Блистающей Резьбы.
Яркие изваяния, целый день сохранявшие неподвижность – лишь фантастические тени их ползли, от часа к часу удлиняясь, по стене за ними, отвечая вращению солнца, – источали, при всей живости их красок, подобие тьмы. Воздух между ними наливался ревностью и презрением. Мастера стояли близ них, будто нищие попрошайки, сзади жались друг к дружке домочадцы ваятелей, нескладные, рано увядшие. Все, что когда-то светилось в них, угасло.
Не удостоившиеся избрания статуи сжигались тем же вечером во дворе замка, под западным балконом лорда Гроана, который, согласно обычаю, стоял наверху, пока сгорало дерево, склонив, словно бы в муке, главу; затем за его спиной трижды бухал гонг и в лунном свете три избежавших сожженья скульптуры уносили со двора. Их выставляли на балюстраде балкона для показа тем, кто толпился внизу, и граф Гроанский приказывал создавшим их мастерам выступить из толпы. Когда они застывали прямо под ним, Граф бросал вниз традиционные пергаментные свитки, дававшие этим людям письменное дозволение прогуливаться в полнолуние каждого второго месяца над своими лачугами по зубчатой стене. В такие ночи можно было видеть из окна, пробитого в южной стене Горменгаста, как снуют от бойницы к бойнице крохотные, освещенные луной человечки, чье мастерство завоевало им почесть, которой они так жаждали.
