разбивка случайная, просто чтобы читать было легче. последний кусок.
«Он вышел из темного багрового лабиринта и встал на пороге. И Он был странно-тонок и печален, и шелковая плеть обвивала Его запястье. И Он увидел мир, где тени дарят забвение, и нет света, и всегда сумерки. И пепельные арки запели Ему славу, а жившие там сказали: «Вот пришел тот, кого мы ждали», и явились к Нему. И было их великое множество, и были они темны и прекрасны, и многие несли с собой арфы, но другие взяли копья, а Он повел их и велел разрушить лабиринт, из которого пришел. Но жившие в лабиринте не заметили разрушения, а Он вплел кровавые рубины в свою плеть и повел их дальше, и так они дошли до реки, где по спокойным водам плыли и не тонули сотни чугунных зеркал…»
Я рывком вскочил на кровати. О господи! Весь в холодном поту, с колотящимся сердцем, в голове дрожат арки, лабиринты и странные дети, очень красивые дети, несущие копья и арфы…Дрожащей рукой я потянулся к бару, совершенно серьезно думая, что делать, если под ладонью я сейчас почувствую теплый и сырой камень лабиринта. Так, коньячку, теперь можно закурить…Удивлен я, пожалуй, не был – после сна с могилой Свенсона можно было ожидать чего-то подобного, но вот испуган – да. И опять же, сам сон не был страшен, но он был…фантастичен, плоть от плоти не нашей реальности – уж его-то точно нельзя было назвать «небывалой комбинацией бывалых впечатлений». И в то же время все мои ощущения были четкими, острыми и ясными, а ведь я, возможно, не запомнил и половины! В общем, с рассвета я заливался алкоголем, а ведь мне еще предстояла беседа с Юлиусом…
- Ну вот, Карлсон, кажется, все устроилось. Сегодняшняя встреча – пустяк, я почти уверен в результате.
- Мда, Юлиус умом ты никогда не хвастал. Скажи-ка, - Карлсон отхлебнул какао и зажмурился, - зачем тогда ее было устраивать, а?
- На всякий случай. Вдруг я все же ошибся? – Юлиус улыбнулся, - Да и господину следователю стоит помочь, как ты полагаешь?
- Вот тут ты прав! Кстати говоря, подари-ка мне что-нибудь. Не зря ведь я целыми днями веселю и радую тебя своим присутствием!
- Своим присутствием ты меня в гроб гонишь, - проворчал Юлиус, но все же вытряхнул из карманов мелочь и ссыпал ее в ладонь Карлсону.
Шевеля губами и пыхтя, Карлсон пересчитал монетки, - Уху. Достойное будущее ты мне вряд ли обеспечишь, но спасибо и на том. С паршивой овцы…Впрочем, я всегда могу их подать какому-нибудь нищему, - Карлсон еще немного подумал и вдруг ссыпал монетки на стол, - Держи Юлиус! Пусть ты бедняк, но у тебя есть благородный и щедрый друг!
Махнув рукой, что, видимо, означало «Не стоит благодарностей, мой бедный друг», Карлсон спрыгнул со стула и удалился, бодро напевая:
«Вот идет благородный Карлсон,
Последний эре отдаст он другу…» Я сходил в душ, выпил кофе и решил, что, пожалуй, готов к встрече с Юлиусом. Хорошо, кафе было недалеко – следовало придти заранее. Я попросил чай, изрядно удивив официантку – « Хеннсон с сыном» славилось в первую очередь прекрасным пивом, больше сюда и ходить было незачем. Народу было немного, закатное солнце кровавило белые пластиковые столики, а Юлиус опаздывал. Я улыбнулся, представив его сидящим в соседнем подъезде и сосредоточенно наблюдающим за мной. Подобная конспирация как-то не вязалась с моим представлением о Свенсоне. На меня потихоньку накатывало похмелье, народу все прибавлялось – правда, не вполне благочинного облика, а Юлиуса все не было. Я взглянул на часы – однако, уже половина девятого. Самый дотошный конспиратор уже должен бы убедиться, что я один. Вывод? Меня, как выражались в годы моей молодости, продинамили. Чудесно! Полтора часа я торчал похмельным дураком на закатном солнце, а чертов Свенсон, сам, кстати говоря, встречу и назначивший, так и не пришел. Я попросил пива – черт с ней, с ясной головой, беседы уже наверняка не будет. К тому же, в нынешнем моем состоянии, оно скорее освежит. Итак, Свенсон все же не пришел. Причин может быть много, но, скорее всего, Юлиус просто состоржничал – в его положении встреча со следователем полиции дело достаточно рискованное. Значит, придется идти долгим путем – и начать, пожалуй, следует с поездки в Рейнкольм. Кроме того, нужно было повнимательнее заняться «смертью» Юлиуса – это может вывести и на Карлсоновское убежище, и на неведомого сообщника, сумевшего обмануть дотошного Фарнона. План действий был определен, и теперь стоило заняться собой. Чертовы сны не выходили у меня из головы, и, признаться, при мысли о том, что и сегодня нужно будет ложиться в постель, я чувствовал неприятный страх. Был у меня один приятель – не совсем психолог, но нечто вроде того. Мы были знакомы еще со школы, а когда-то я помог ему выпутаться из довольно неприятной истории – Генри тогда учился на историческом и приторговывал разными мелочами из запасников. Правда, мы не виделись уже года три, тут и специалист вряд ли все сообразит, а Генри успел отучиться на психфаке всего полгода. Да, впрочем, парень он умный, чем-нибудь, да поможет. Номер, слава богу, у меня сохранился, так что мучиться, припоминая комбинации цифр, или тащиться домой ворошить картотеку не пришлось. Генри ответил сразу и был, судя по всему, навеселе: Алло! Хау ду ю ду, Шерлок? Элементарно, Ватсон - айм файн, фэнкс.
Я был не в том состоянии, чтобы оценить шутку, поэтому ответил просто – Уху. Послушай, Генри, нужно срочно встретиться, когда ты сможешь?
- Сегодня уже не получится, - быстро ответил он.
- Я догадался. Завтра утром?
- Утром? – протянул он, и я ухмыльнулся – Генри не изменился: если вечером он пил, значит, утром он был не Генри, а чей-то труп, - Давай лучше где-нибудь к шести. Лучше всего у меня.
- Лентяй. Но черт с тобой. Живешь все там же?
- А то. Перемены для дураков, Шерлок!
- Может быть. Ладно, до встречи. Счастливо повеселиться.
- Несчастливо не бывает! – крикнул он и повесил трубку.
Бедняга Генри. Даже по телефону в его веселии слышалось отчаяние. Кажется, он пил один. А может, и не пил. В свое время Генри изрядно увлекался галлюциногенами, и теперь мог вернуться к старой привычке. Что ж, по крайней мере, ты падаешь быстро. Я помню, Генри, конечно, я помню, как ты сказал тогда: «Чтобы начать подниматься, нужно сначала завершить падение». Ты был прав, вот только есть ли дно у твоей бездны? Я помню, мы сидели в загаженной квартире и подумывали, не пора ли перейти на что-нибудь потяжелее наших прошлых увлечений. Мы так ничего и не решили, а потом как-то незаметно разошлись. Что ж, Генри, это была глупая идея - вряд ли мои сны удивят тебя. Вряд ли и мне стоит так о них беспокоиться – в конце концов, это даже и неприлично.
Дома я выяснил расписание поездов на Рейнкольм – первый отходил в половину восьмого, а следующий только в одиннадцать. Мне было грустно – разговор с Генри напомнил не лучшие моменты моего прошлого. Я поставил Brazzaville и открыл бутылку шампанского. Праздновать было нечего – разве что окончательное прощание с моей похмельной юностью, прошедшей под Clash и Stray Cats. Я усмехнулся – дешевый алкоголь, дешевые наркотики и гребни, покрашенные дешевой малярной краской – о чем я тоскую? Я помню – мы сидели на залитой солнцем крыше – ты, Генри, я и Кристина. Ты пытался соблазнить Кристину, а я был так пьян, что только орал: All I want is destroy!! и хохотал, как сумасшедший. Потом Кристина ушла, и под мутным солнцем мы занимались любовью. Даже в этом – в цинизме и абсурде мы находили романтику. Забавно, Генри, я не говорил тебе – мой первый опыт был с тобой, мне было пятнадцать и все же у меня ни разу не было женщины.
Я даже вздрогнул – сейчас все это казалось отвратительным. Странно – еще недавно я вспоминал юность с тоской и меланхолией. Что ж, видимо, прекрасная дымка молодости становится прозрачной. Значит ли это, что я становлюсь моложе? Вряд ли. Впрочем, и на старость это не похоже. Просто я меняюсь – одинокий алкоголик со странным прошлым уходит, и неясно, кто же займет его место. Я усмехнулся – со стороны это, наверное, выглядело неприятно – чувствительный ты парень, Кристин Свенсон, вряд ли кто-то из твоих тогдашних знакомых также дрожит над своим прошлым. Ну да и черт с ним. Я начинал засыпать – ведь я пил всю ночь и почти весь день. Стоило бы к завтрашней поездке и протрезветь – дело было не таким простым, как могло показаться. Уже чувствуя, каким пакостным будет утро, я поставил будильник и лег спать.
Первым моим чувством было удивление. Голова не болела, никакой гадости во рту не было, глаза не слезились. Вот так-то. Я почти сверхчеловек – мечта Ницше и шутка Честертона. Пока закипал чайник, я пытался выбрать книгу в дорогу. Борхес – не под настроение, Фитцджеральд – нет, Фитцджеральда надо было читать вчера. В конце концов, я остановился на старом добром Конан-Дойле. Я пил чай, наслаждался первой сигаретой и флегматичным, неторопливым языком знакомой с детства книги. Я так зачитался, что чуть не опоздал – пришлось вызывать такси. Бросив в сумку старый свитер, бинокль и фляжку с коньяком – неизвестно, сколько бы пришлось продолжать наблюдение, я выскочил на улицу. Машина как раз подъехала, и на вокзал я приехал чуть ли не в половину одиннадцатого. Я купил пива, сел в поезд и снова принялся за книгу. Знакомые сюжеты, уютный язык – я как-будто вернулся в детство. М-да, денек выдался прекрасный. Хорошо бы и с делом все так же удалось – тогда я мог бы считать себя вполне счастливым. Скотина все же человек – сколько ему не давай, он не постесняется попросить еще. Я ухмыльнулся. И в банальности есть своя прелесть. Слава богу, я сообразил выбрать вагон для курящих – во-первых, здесь можно было курить, а во-вторых, народу было совсем немного. Я огляделся - в вагоне было двое подростков, один из которых показался мне похожим на меня в молодости, и старик с трубкой, по виду крестьянин. Это, учитывая Шерлока Холмса у меня в руках, показалось мне хорошим предзнаменованием. За окном мелькали голые деревья, унылые заснеженные поля, и я представил, как Карлсон сидит на пустой холодной веранде и смотрит вокруг, и ничего не видит – только снег, поля и голые деревья. Да какого черта! Ничего особенного ему не грозит – в самом худшем случае получит условный срок, и то вряд ли. И я вернулся к книге. У меня еще будет время подумать о делах, а такого чудесного утра давно не выдавалось. Может, это и жестоко, но, как ни крути, я служу государству, а оно жалостливым быть никак не может. Наконец объявили «Рейнкольм». Старик и подростки давно уже вышли, так что большую часть пути я наслаждался одиночеством, а на платформу из всего поезда и вовсе никто не вышел. Впрочем, дорогу я узнал заранее, по опыту зная, что стоит обратиться к аборигену, как вас засыплют вопросами, подведут к самому крылечку и постучат в дверь. Мне же пока нужно было просто понаблюдать. Ага, вот я и у цели. Дом Юлиуса походил скорее на целую усадьбу. Сам он сохранился прекрасно, только дерево потемнело, а забор, слава богу, практически исчез. Я остановился – еще пара шагов, и из окон второго этажа меня можно будет увидеть. Слева от дома чернели весьма симпатичные кусты, но чтобы до них добраться, нужно было пройти прямо под окнами – что, конечно, было совершенно невозможно. Поколебавшись, я принял мужественное решение – обойти дом по широкой дуге и, соответственно, приблизить-ся к кустам со стороны поля. О мужественных решениях всегда жалеешь – но, кажется, никогда я не начинал жалеть так быстро. Ноги проваливались в снег чуть ли не по колено, вокруг не было ни следочка – дураков в Рейнкольме не бывало. По крайней мере, до моего визита. Я запоздало сообразил, как отчетливо чернеет мое пальто на белом поле, и чертыхнулся. И с чего я постоянно ругал шефа? Это добрейшей души человек, если при моих талантах я таки дополз до звания старшего следователя. Поворачивать обратно у меня сил не было, так что, положившись на удачу, я побрел дальше. Кусты приближались куда медленнее, чем я шел – во всяком случае, так мне казалось. Но ничто не длится вечно, и ценой каких-то двух отмороженных пальцев на одной ноге и целой ступни на другой, храбрый следователь Карл Свенсон добрел до пункта наблюдения. Постелив свитер, я с наслаждением сел и глотнул коньяку. Ну слава богу. Теперь можно и наблюдение начинать. Приставив к глазам бинокль, я принялся следить за окнами. Но то ли злоумышленники еще не встали, то ли их здесь и вовсе не было. От последнего варианта у меня свело скулы, и пришлось выпить еще. Ага! За окном мелькнуло что-то приземистое и округлое. Я вспомнил статью о Карлсоне «Летающий бочонок или нечто другое?». За бочонком проследовал некто высокий и сухопарый – видимо, дядюшка Юлиус. Прошли на веранду. Юлиус сел за стол, а Карлсон куда-то вышел. Никак Свенсону удалось заставить поганца готовить завтрак?? В таком случае, полиции с Юлиусом и тягаться не стоит. Но и Карлсона так просто не одолеешь. Минут десять Юлиус сидел на пустой веранде дурак-дураком и, наверняка чертыхнувшись, тоже скрылся в доме. Наблюдение всегда напоминало мне старые программы о животных – оператор сидит где-нибудь метрах в трехстах, готовый чуть что убегать куда-нибудь подальше. Сейчас подобные программы снимаются по-другому и, должен сказать, куда забавнее. «Смотрите, это самец морского льва! Он патрулирует свою территорию и настроен агрессивно. Своими мощными челюстями морской лев способен откусить человеку руку! Подплыву-ка я к нему поближе – кажется, я ему понравился».
Бочонок мелькнул уже на втором этаже, а Юлиус все не показывался. Я глотнул коньяку и осмелел настолько, что включил плеер. Фрэнк Синатра, свежий воздух и немного алкоголя, что может быть лучше? Не знаю. Но вот что хуже – это просто. Все то же самое, но в спину вам вдруг упирается ствол, вы оборачиваетесь и видите мрачного, растрепанного с утра господина Свенсона. Я было потянулся к кобуре, но Юлиус выразительно покачал ружьем и что-то сказал. Чувствуя себя идиотом, я попросил разрешения выключить плеер. Судя по тому, что преступник вздрогнул и поморщился, я несколько повысил голос. Все же Юлиус кивнул, и я полез в карман, запоздало подумав, что можно было просто вынуть наушники. Зато зарядка экономится. И вот мы шли по протоптанной мною же тропинке. Свенсон молчал и зловеще чему-то ухмылялся. Я злился и ругался на самого себя – вот тебе и наблюдение. Представляю, как Юлиус удивился, увидев утром в окошко одинокую цепочку следов, тянущуюся через поле от дороги к кустам на его дворе. И как он, приглядевшись к кустам, удивился еще больше, ибо в оных кустах сидел некий хмырь, в одиночку пьющий коньяк и помахивающий в такт музыке биноклем. Идиот. Господи, какой же я идиот! И вполне возможно, что поумнеть мне уже не придется. Ноги промокли уже во второй раз, но если бы меня волновало только это, я вполне мог бы считать себя счастливцем. Я с надеждой оглянулся – но вокруг никого не было. Как писывал Пратчетт, все настоящие крестьяне уже давно встали, обругали нерадивую скотину, швырнули в нее ведром и снова завалились спать. А жаль. Можно было бы попытаться удрать - вряд ли Юлиус стал бы стрелять при свидетелях. Впрочем, может все не так и плохо – ведь Юлиус мог убить меня еще в кустах, но не сделал этого. Что, кстати говоря, вполне естественно – выстрел разнесся бы далеко по округе, а кроме того, кому охота тащить тяжелый труп по снежному полю? Уж лучше обтяпать все дома, в чистоте и уюте. Благо я иду себе чуть ли не с улыбочкой, как баран на бойню.
-Послушайте, Карл, никто вас не тронет. Мы идем просто поговорить и позавтракать, - усталый голос прервал мои печальные размышления. Я вздрогнул и, по правде сказать, испугался, еще больше. Впрочем, вряд ли он читал мои мысли – просто догадался. В подобной ситуации большинство думало бы о том же. Все это, конечно, успокаивало, но как-то не до конца. В общем-то, даже не наполовину. Мы вошли в дом, миновали темный запущенный холл, прошли какими-то запутанными коридорами и вышли в кухню. Юлиус велел мне садиться (когда к словам добавляется дуло ружья, это значит, что вам велят, как бы вежливо это не формулировалось) и поставил передо мной чашку кофе. Ружье он положил себе на колени.
- Вы, я так полагаю, приехали выискивать Карлсона? – тяжело вздохнув, спросил Юлиус и выпил рюмку чего-то темного и тягучего, стоявшую перед ним.
- В общем-то, я приехал понаблюдать. Но вы правы, в достаточной степени мое присутствие объясняется поисками Карлсона, - я решил быть одновременно откровенным и деликатным.
- Что ж… Прежде всего, приношу свои искренние извинения.
Я подождал, не будет ли сказано еще что-то, но Свенсон молчал. По лицу его было видно, что этот разговор почему-то дается ему очень тяжело.
- Мм…Простите, а за что?
- Извинения? За сорванную встречу. Жаль, что вам пришлось столько ждать, но я совершенно не мог придти.
- Да что вы, не стоит…Постойте-ка, а откуда вы знаете, что я ждал вас долго?
- Следил. Собственно, из-за результатов слежки я и не пришел.
- Вы переосторожничали. Уверяю вас, я был совершенно один.
-Дело не в этом. Вы не тот, кого я ожидал увидеть.
- О. Но тогда, наверное, стоило назначить встречу тому, с кем вы хотели увидеться?
- Остроумно. Как было сказано в одном русском детективе, вы глупы, Свенсон, и в этом ваше счастье. Я хотел увидеться именно с вами.
- Так, - разговор у нас складывался странновато, - Давайте уточним. Я – Карл Свенсон, старший следователь полиции Стокгольма.
- Почти угадали. Кстати говоря, вы же еще недавно считали себя Кристином Свенсоном?
Я вздрогнул. Я мгновенно покрылся холодным потом. Черт, действительно, как же я…Карл-Кристин, Карл-Кристин…Я мучительно пытался сообразить, кто же я все-таки… С отчаянием я полез за удостоверением…
- Можете не трудиться, - Юлиус смотрел на меня с сочувственной усмешкой, - По документам вы действительно Кристин Свенсон.
Я молчал. Я даже не думал – я, как дзен-буддист, ждал халявного просветления. Юлиус вздохнул, встал, вытащил из буфета бутылку бренди и вторую рюмку и налил мне.
- Выпейте.
Бренди оказался прекрасным – мягкий вишневый вкус, согревающая, а не обжигаю-щая крепость. Я благодарно кивнул.
- Я попробую объяснить. Вы, Свенсон, пейте, а я буду рассказывать. Итак. Вселенных, естественно, великое множество. Некоторые из них похожи на вашу, некоторые очень от нее далеки.
Я слушал, хотя и совершенно не понимал, причем здесь я.
- Это просто. Еще есть фантастические существа – а может, одно существо. Вы знаете его как Карлсона.
Я хмыкнул. Что есть то есть. Существо, фантастическое и хамское.
- Он способен переходить из одного мира в другой. Одно время мы считали – и тому были определенные доказательства - что самим фактом своего исчезновения из одного мира Карлсон создает другой. Признаться, от этой версии он был в восторге. Я тогда с удовольствием напомнил ему о гностиках и манихеях, ненавидящих и презирающих демиурга. Но теперь мы знаем, что это не так – и ваша история тому прямое доказательство.
Я приподнял брови. Может и так, но я к тому времени выпил уже пятую рюмку (не считая утреннего пива и коньяка), и строить логическую цепочку мне было лень.
- Я объясню. Итак. Кроме фантастических существ есть еще писатели, художники, музыканты и так далее. Лучшие из них – а впрочем, их можно считать и худшими, способны неким потаенным образом угадывать окружающий мир. Даже не видеть, а угадывать. Приведу пример – писательница Астрид Линдгрен ничего никогда не слышала о Карлсоне, мальчике Карле Свенсоне по прозвищу Малыш и, собственно говоря, мне самом. Но она пишет книгу, в которой в точности, с незначительными добавками и допущениями, описывается история вашей с Карлсоном дружбы.
Я вздрогнул, - Ээ, нашей с Карлсоном…
- Дружбы Карлсона с Карлом Свенсоном, - успокоил меня Юлиус, - Так вот. Как только книга будет закончена, Карлсон станет неотъемлемой частью этого мира. Уйти в другой он уже не сможет. Этот процесс уже пошел – его домик обнаружили муниципальные чиновники, исчез костюм из листьев и надпись «П. П.» – свидетель-ство его жизни в предыдущем мире, где он был Питером Пеном.
- Постойте, Юлиус, - я кое-что вспомнил, - Надпись действительно исчезла, но потом появилась снова.
- Вот как, - протянул он, - Это многое объясняет. Но, уверяю вас, сейчас ее уже нет. Теперь обо мне. Я, так сказать, опекун. Я помогаю переходить из мира в мир. Но одного меня недостаточно. Нужен друг – тот, кто теснее всех был связан в этом мире с Карлсоном, должен добровольно его отпустить. К примеру, в прошлый раз нам помогла Вэнди.
- Ага, - я попытался начать соображать, - А в данном случае этот друг – я?
- Да. Хотя и не совсем. В этом мире ситуация для нас сложилась очень тяжело. Точнее, не в этом, а в следующем. Понимаете ли, своим появлением Карлсон, конечно, хоть и не создает новый мир, но зато изменяет уже существующий. И изменяет, прямо скажем, очень и очень существенно. А переменам рады далеко не везде. Поэтому я предположил, что в следующем мире о множественности миров и путешествиях существ, подобных нашему другу, знают и, что для нас куда существеннее, имеют возможность вмешаться. Судите сами – книга задержалась на сорок лет. За это время успел погибнуть Малыш, а ведь без него уйти совершенно невозможно. Более того, как вы сказали, надпись «П.П.» вернулась – это значит, что, скорее всего, первый экземпляр рукописи сумели уничтожить.
- Так, - я собрался с мыслями,- Но какого черта вы не ушли сорок лет назад, когда Карл Свенсон был еще жив?
- Бежать можно только из тюрьмы, - Юлиус грустно улыбнулся, - Иными словами, пока нас не пытаются привязать, мы не можем уходить. Поверьте, мы пробовали.
- Все ясно, - я начал соображать, - Из-за смерти Малыша вам пришлось искать, так сказать, заменитель. Каким-то образом вы внушили мне, что я Карл Свенсон, надеясь, что с моей помощью уйти все же удастся.
Юлиус улыбнулся, - Близко. На самом деле я попытался сделать вас Малышом. У вас даже немного изменилась внешность. Кстати говоря, прошу извинить за вмешательст-во, но выхода у нас не было. Кроме того, процесс это совершенно безопасный, и после нашего ухода вы бы снова стали самим собой. Но что-то пошло не так. Вы не стали Малышом, вы стали странной сборкой из Кристина Свенсона и трупа Карла Свенсона. Заметьте, не самого Карла, а его трупа.
- Да, я заметил, - полагаю, моя усмешка при этих словах была очень неприятна – Юлиус сначала отшатнулся, затем внимательно на меня поглядел.
Вот в чем дело. Трупом Карла Свенсона… «Там всегда темно и повсюду каменные чаши со святой водой, и блаженство этого рая - это особое блаженство расставаний, отречений, и тех, кто спит». Я пересказал Свенсону свои сны.
- Мда, вот же черт, - Юлиус был заметно смущен, - Послушайте, Свенсон – буду называть вас по фамилии, так не ошибешься - я кругом перед вами виноват. Даже не знаю, что тут сказать. Скорее всего, все это прекратится, как только мы уйдем.
- Скорее всего? Это обнадеживает! Вы, Юлиус, просто вернули меня к жизни, черт бы вас побрал.
- Послушайте, я же извинился! Понимаю, что этого недостаточно, но большего я сейчас сделать не могу. Мы постараемся уйти как можно быстрее, но три дня вам все же придется потерпеть.
Я вздохнул. Ладно, плевать. Наверное, Юлиус прав, ничего уже не изменишь. Уж три денька как-нибудь перетерплю, - Черт с вами, налейте-ка мне еще.
И прошел, наверное, час. Юлиус оказался весьма неплохим парнем. Просто отличным, если учесть, что время от времени я с крайне глупым видом спрашивал, не навешал ли он мне лапши на уши, рассказав всю эту историю, а он терпеливо отвечал, что нет, не навешал.
- Эх, Юлиус! А я ведь и сам мог бы быть писателем! Я знаешь, прекрасно умею чувствовать, вот только передавать свои чувства не могу.
- Были бы непризнанным гением, - ухмыльнулся он.
- Непризнанным? Непризнанным может быть только плебс! Настоящий писатель может быть непонятым, но признанным он будет всегда!
- Неплохо. Кстати, у Гумилева было что-то на эту тему. Сейчас припомню…
- Уху. Сдружились, значит? – сзади раздался чей-то сердитый голосок.
Мы обернулись. Перед нами стоял Карлсон.
- Ээ…Н-да! Твой Юлиус отличный парень!
- Un sot trouve toujours un plus sot qui l’admire.
- Ого! – вот уж чего я от Карлсона не ожидал, - Буало?
- Естественно. «Поэтическое исскуство».
Утром у меня немного болела голова, и было страшно стыдно за всю ту чушь, что я вчера нес. Спускаясь из своей комнаты (мне выделили отдельную, судя по всему спешно переделанную из чулана) на кухню, я мечтал об одном – никому не попадаться на глаза. Конечно, Юлиус вчера тоже порядком перебрал…И все же он вел себя несколько сдержаннее. Сдержаннее? О боже! Я застонал. Сдержаннее – это очень мягко сказано. На моем фоне Юлиус смотрелся просто аристократом.
На кухне было пусто. Я облегченно вздохнул, сделал себе чаю и закурил. Несколько минут я наслаждался тишиной и покоем, но тут в комнату ворвался Карлсон.
- Привет, привет! Где Юлиус? – заорал он.
- Не знаю, - мрачно ответил я. От его воплей голова у меня разболелась пуще прежнего.
- Ты же вчера клялся ему в вечной дружбе!
- Ох, Карлсон, не напоминай ты мне про вчера, – я содрогнулся, - Ээ…а я…правда клялся?
Он лукаво улыбнулся, - А как ты сам думаешь?
Мне захотелось плакать. Наверняка клялся. С меня станется.
- А ты не знаешь, где инструменты?
Я угрюмо уставился на бодрого толстячка, - Нет. А зачем тебе?
- Мой пропеллер! Он служил мне пятьдесят лет, а тут вдруг перестал работать!
- Ты слишком добросердечен, милый Карлсон! – во мне проснулась мстительность, - «Только веселые, непонимающие и бессердечные умеют летать».
- Джеймс Барри, «Питер Пэн», - Карлсон смотрел на меня с укором, - Эх! Я посвятил этому человеку чуть не десять лет своей жизни! И вот случилась беда, а он сидит себе, глумится и хвалится начитанностью! Нет, Юлиус прав, тысячу раз прав – пора уходить! Этот мир слишком черстов и жесток!
Я промолчал. Потом глянул на опечаленного толстяка и, чувствуя отвращение к собственной слабовольности, пробормотал какие-то извинения.
- И он думает, что этого достаточно! Впрочем, ты всегда был маленьким заносчивым грубияном, и все-таки, как это ни странно, я тебя люблю! – тут он подлетел ко мне, обнял со всей силы, и мгновенно куда-то умчался. Я был несколько смущен подобным излиянием чувств. Все это как-то неприятно. Карлсон парень, пожалуй, неплохой, да и сам себе я, несмотря ни на что, в общем-то нравился. Но вот ситуация в целом меня как-то смущала и даже отталкивала. Ладно. Я полез в холодильник и достал две банки пива. Повезло. Могло вообще не быть, или было бы безалкогольное – никогда мне не нравилось. И вот я сидел, пил пиво и размышлял. Хорошо хоть, все это долго не продлится. Три дня. Даже два с половиной. Вот только что я буду делать, когда все закончится? Со службы небось попрут… Стану дворником или кондуктором в трамвае. Я ухмыльнулся. Пойти что ли с ними? В конце концов, Юлиус сам втянул меня во всю эту кашу, так пусть теперь выпутывает!
Легок на помине, в кухню вошел сам господин Свенсон. Был он свеж и бодр, и еще от него пахло снегом.
- Привет! Откуда?
- Доброе утро, - Юлиус улыбнулся, - Да вот вышел прогуляться. Дай-ка мне пивка.
Я поглядел на него с уважением. Прогуляться! Се, зрите, велик человек и славны деяния его!
- Как утро? – надо же, черт подери, великий человек обратил на меня внимание!
- Нормально. Пожалуй, мне стоит извиниться. Я вчера перебрал и плел чушь.
- Не стоит. Хорошо ты не помнишь, что я говорил.
Мы ухмыльнулись друг другу.
- Послушай, Юлиус, а что со мной будет, когда все закончится?
- Вернешься к своей прошлой жизни. Хочешь, пойдем с нами?
- Неплохо бы. Вот только ты уверен, что там будет лучше, чем здесь? Исходя из твоих же предположений, там очень развитая и несколько недружелюбная цивилизация.
Юлиус вздохнул, - Здесь верная смерть. Не уйдем – станем частью только этого мира, и, что вполне естественно, состаримся и умрем.
- Уху. Если я уйду с вами, то тоже никогда не состарюсь?
- Будешь вовремя уходить – да.
- Заманчиво. С другой стороны, там нас могут пристрелить прямо на входе, и я потеряю года тихой, спокойной старости
- Очень может быть.
- Хм. Да, кстати, - вспомнил я, - Тебя Карлсон искал. У него пропеллер сломался, и он не может найти инструменты.
- Инструментами тут не поможешь. Пожалуй, уходить придется прямо сегодня, а то как бы сюда полиция не нагрянула.
- Сегодня так сегодня. А что для этого нужно?
- Да в общем-то ничего особенного. Хорошо бы вам с Карлсоном сойтись поближе… Ну да ничего, думаю, и так сойдет. Ладно, ты пока развлекайся, а у меня еще пара дел.
- Ээ, - сказал я. Интересно, как тут развлекаться-то?
- Библиотеку найдешь сам, проигрыватель в гостиной. Кстати говоря, есть раритетные записи Эллы Фитцджеральд. Советую послушать, в новом мире джаза может не быть. Ну а где бар, ты и сам знаешь, - напоследок он ободряюще улыбнулся и ушел.
Пить мне не хотелось, джаз я не любил, а потому отправился в библиотеку. Поплутав в извилистых коридорах – дом был очень странно спланирован, я наконец вошел в большую сумрачную комнату. Вдоль стен стояли стеллажи с книгами, на полу лежал истертый темно-зеленый ковер. Этим обстановка, собственно и ограничивалась. Даже ни одного кресла не было. Поэтому, прихватив какое-то историческое сочинение, я отправился на кухню. День проходил медленно и не без приятности. Я пил чай, иногда добавлял глоточек портвейна, читал и курил. Юлиус не показывался, зато, судя по грохоту и лязгу, доносившемуся из разных концов дома, Карлсон был на месте.
За окном наступили сумерки, и я уже начал тревожиться, когда Юлиус наконец заявился. Он был весь в снегу и тащил с собой здоровенного, тощего и мрачного кота. Несмотря на порванное ухо и общий воинственный вид, кот вел себя вполне прилично, а уж когда Юлиус угостил его молоком и мясом, приветственно муркнул и, поев, улегся спать.
- Предполагается, хм…жертвоприношение? – мне совсем не понравилось, что кот уснул в незнакомом месте. Видимо, в еду было что-то добавлено.
Юлиус расхохотался, - Как вы изящно выразились! Конечно, нет. Он бездомный, и я решил взять его с собой. Вы-то с нами?
- Снова на вы? Да, пожалуй, я с вами.
Днем я думал над этим вопросом и решил уходить. Риск-риском, но, в конце концов, что меня здесь ожидает? Ничего нового – кроме разве что увольнения, ничего интересного. Стоит попробовать. Тем более, подсказывало мне малодушие, что, может, еще ничего и не выйдет. Собственно говоря, может, это все и неправда.
- Отлично! В общем-то, все уже готово. Пойдемте, Карлсон небось заждался, - и Юлиус, взяв на руки кота, вышел. Ну и я за ним.
Переход, видимо, должен был осуществляться в гостиной. Сердитый Карлсон сидел в кресле и барабанил пальцами по подлокотнику. Несколько наигранно, как мне показалось
- Ну наконец-то! – закричал он, - Вперед друзья! Этот brave new world ждет нас!
Сразу было видно, что он немного нервничает. Впрочем, я и сам не мог похвастаться мужественным спокойствием.
- Да, но…Как там…не знаю, вещи собрать, - спросил я.
Юлиус улыбнулся, - Все ждет нас там.
И вот мы выстроились перед большим тусклым зеркалом. Судя по почерневшей серебряной оправе, как минимум конца прошлого века.
- Не дрейфь, - сказал Карлсон и взял меня за руку. Ладонь у него была сухая и горячая.
- Сам не дрейфь, - сказал я.
- Раз, два, три, - сказал Юлиус, и…
И тут раздался звук вроде грома, в комнате резко потемнело, и я услышал звон разбитого стекла. В лицо мне ударил свежий и холодный ветер, и…
И все. Ничего не происходило.
- Карл, можете открыть глаза, - раздался насмешливый голос Юлиуса. Вот черт!
Мы стояли на лесной дороге. Было тихо и немного холодно. Зато никто по нам не стрелял. И как только я это подумал, как слева раздался резкий треск. Я отпрыгнул, попытавшись свалить и Карлсона, но тот вывернулся. Лежа на земле, я выхватил пистолет и огляделся. Надо мной стоял ухмыляющийся Карлсон. В руке он держал маленький игрушечный пистолетик.
- Здорово, правда!
