>>80074 Бой с церковниками оказался слишком увлекательным занятием. Ирина даже немного начинала понимать стражей собора: если каждый раз, вступая в схватку, они испытывают столь же упоительные ощущения, неудивительно, что они встречают всех приходящих с мечами наголо. Это действительно затягивает так, что не можешь остановиться; сначала встаёшь на защиту тех, кто тебе дорог, потом, даже если враг уже не ищет боя, гонишься за ним по пятам, куда бы он ни пошёл и с кем бы ни скрестил клинки, а под конец ты уже предоставляешь кому угодно узнавать своих за тебя, бросаешься на всех, кто носит доспехи другой формы, вскрываешь латы голыми руками, как дешёвые консервные банки, обгладываешь трупы до мельчайших косточек, облизываешь губы, ловя последнюю каплю крови, и хочешь ещё, ещё,
ещё, здесь и сейчас, везде и всегда, кого угодно, лишь бы было куда вонзить зубы...
"Оборотни. Демоноложцы. Некрофилы", - монотонно, словно до отскакивания от зубов заученный катехизис, зачитывал список своих противников стоящий перед ней воин в доспехах. Со спины Ирина не видела его лица, да и понемногу поддающийся хватке крысиных челюстей кусок лат интересовал её гораздо больше, чем личность оных лат обладателя, но всё же... этот голос она уже слышала. Он говорил, молился своему божеству и отдавал приказы своим соратникам с самого начала сражения. А тот щитоносец, которого она выбрала своей целью, в основном молчал и повиновался этим самым приказам. Налившиеся кровью глаза ратлинга метнулись из стороны в сторону, пытаясь окинуть взглядом сразу всех стоящих рядом и соотнести закованные в железо спины с лицами, которые она видела, ещё будучи человеком... и результат получался не самый понятный. Сама того не заметив, ратлинг оставила щитоносца добычей бастет и вцепилась совершенно не в того, в кого следовало.
"Оборотни... Кровопийцы. Трупоеды", - тяжёлым эхом бродили внутри её черепа слова мечника, и голова от этих слов содрогалась ещё громче, чем сотрясался собор от всех заклинаний, вместе взятых. Нет, этого не может быть, всё вовсе не так, это ложь, это неправда, храмовник попросту не делает никакой разницы между всеми, на кого обрушивается его меч... но если кто тут и не видел разницы между своими врагами, так это она сама, и отрицать это дальше было попросту невозможно. Разжав зубы, Ирина отшатнулась от противника, так и не попытавшись выпить ни капли. Навеянный чёрным колдовством вкус крови на губах манил по-прежнему, но продолжать вгрызаться ей было уже незачем - от той жалкой царапины не осталось ни следа, а утолять голод человеческим мясом было... это было совершенно неправильно, хотя почему это так, напомнить самой себе она смогла с трудом. Слова меченосца рвали её сердце ничуть не хуже, чем зубы Себастьяна на её глазах разрывали плоть только что умершего священника... и Ирина не хотела уподобляться ни одному из них.
Конец её сомнениям пришёл с неожиданной стороны, и этот конец имел форму двуручного меча. За своим мысленным самобичеванием Ирина прослушала большую часть нравоучительных нотаций противника и совершенно не заметила, как тот повернулся к ней лицом, замахиваясь для удара. Меч вознёсся к равнодушно укрывающимся за крышей собора небесам, обрушился на замершую неподвижно девушку... только звериные инстинкты, подстёгнутые тремя заклинаниями сразу, успели оттолкнуть её с линии удара и бросить на пол в жалких сантиметрах от в очередной раз расколовшего пол клинка. Сверкающее лезвие мелькнуло перед глазами и вновь поднялось, готовясь к следующему удару, которому уже не суждено было свершиться - но Ирина и не пыталась за ним следить. Не спешила ратлинг и вставать: с испещрённого трещинами, залитого кровью и заваленного трупами пола открывался совершенно иной вид на поле боя, и сейчас там было на что полюбоваться.
По полу бежал целый живой ковёр, движимый множеством крошечных серых лап. Нормального человека подобное зрелище, может быть, даже испугало бы, Ирине же оно всего-навсего напоминало о родном доме - насколько это вообще можно было назвать "домом". Чтобы удивить выросших под властью Короля, требовалось нечто пострашнее, чем просто вид спешащих по своим делам крыс, которое порой можно видеть десятки раз на дню. Вот, например, зрелище тех же крыс, принявшихся за свой обед... нормального человека, наверное, стошнило бы в первые секунды лицезрения подобного. Девушка-ратлинг такое видела не в первый раз, хотя о прошлых случаях предпочла бы не помнить - и всё же не могла забыть ни мельчайшей детали каждого скелета, при жизни имевшего неосторожность прогневить Короля. По сравнению с ними Пятнице ещё, пожалуй, даже повезло - он хотя бы умер до того, как крысы добрались до его тела. И всё же эта так захватившая её внимание сцена чем-то заметно отличалась... среди серого меха и голых крысиных хвостов всё чаще виднелись и самые обычные мыши, и вовсе какие-то черви. А потом получившееся порождение ночных кошмаров приняло вертикальное положение...
"Как может среди крыс завестись...
такое?!" - Ирина содрогнулась от омерзения, с трудом отводя глаза от новоявленного монстра. Взгляд её скользнул по бастет, двоим ожившим покойникам, человекоподобной марионетке, в очередной раз восставшей из черноты Адель, трупам под их ногами и остановился на собственных окровавленных когтях ратлинга. Если б она могла заглянуть ещё глубже, в собственную душу, то, может быть, и отыскала бы там ответ на свой вопрос, но сейчас делать это было слишком страшно. Монстр, которым чуть не стала она сама, вписался бы в эту компанию отлично, но встречаться с ним Ирине не была готова сама и не пожелала бы даже врагу. А пока она раздумывала, последний оставшийся враг успел рухнуть замертво... а значит, ей надо было вставать. И, проскрежетав когтями по полу, ратлинг поднялась на ноги.
На её глазах из могилы, смертию смерть поправ, восстал ещё один мертвец. Уже мысленно готовая лицезреть очередное уродливое порождение тёмных чар и ещё более тёмных душ, Ирина с удивлением увидела живого человека... пока ещё живого. Один, израненный, потерявший всех своих собратьев, окружённый врагами, стоящий лицом к лицу с повернувшимися против него бывшими соратниками, только что побывавший на том свете - долго этот несчастный не протянет. "Быть может, милосерднее не отдавать его на растерзание этому сброду, а убить быстро и безболезненно..." - закралась в сознание предательская мысль, но на сей раз ратлинг отшвырнула её прочь. Искушениям этого пути она не поддастся никогда, как бы ни был сладок уже навязший в зубах вкус крови. Но и наблюдать, как беззащитный человек станет жертвой сборища чудовищ, а то и чьим-то ещё обедом, ратлинг была не в силах... и она отвернулась. Отвернулась, глядя на единственного в этом кровавом аду, кому она ещё могла доверять.
Шаг. Острые когти, словно и не из грызунов она, а из кошачьих, втягиваются под кожу, и лишившиеся опоры капли крови падают под ноги. А боль в разрывающихся изнутри пальцах можно терпеть. Шаг. Ещё один комплект когтей, прячущийся от посторонних взглядов внутри обуви, тоже исчезает, и сапоги наконец-то удобно сидят на ногах. Но продолжать идти всё мучительнее. Шаг. Резцы становятся короче, клыки прорезают дёсны, и челюсть больше не выдаётся вперёд. Навеянный магией привкус крови отступает перед вкусом своей собственной. Шаг. Покрывшая всё тело шерсть и так никем и не замеченный хвост пропадают, а на голове вновь отрастают волосы. Иначе как "крысиным хвостом" эту причёску не назовёшь всё равно. Шаг. Запахи увядают, а зрение воспринимает мир с нескольких добавочных сантиметров роста. А значит, пол становится дальше, и держаться на нём всё трудней. Шаг. Человеческое тело, даже такое хрупкое, всё равно весит больше ратлингского, и каждый шаг давался всё тяжелее, чем предыдущий. Камни под ногами тоже стонут от навалившейся новой тяжести, но им хотя бы есть на кого переложить этот вес. Не в силах сделать ни шага более, девушка привалилась к остаткам колонны. За её спиной латник, едва выбравшийся живым из могилы, почувствовал, как разверзающаяся земля снова раскрывает свои объятья и сдавливает ноги.
Подняв ничего не выражающий взгляд на своего учителя, Ирина попыталась заговорить, но смогла только сплюнуть кровью себе под ноги. Она могла лишь надеяться, что Дмитрий распознает бесхитростную магию своей ученицы, да и сам поймёт, что выживший церковник остался единственным, кто может знать, где их цель.
