Мы идем по платформе метро, проходя к хвосту поезда. Она ведет меня, держа за руку, и я не представляю, что у неё на уме. У неё в руке оказывается трехгранный ключ, она хитро улыбается мне и отпирает кабину предпоследнего вагона, у которого переборка и дверь, что разделяют кабину и салон, непрозрачны. У следующего вагона такая же кабина с непрозрачной переборкой и происходящее внутри не будет видно пассажирам из салона. Мы прыгаем внутрь, когда поезд уже трогается. Тут шумно, довольно тесно, но зато безопасно и это, похоже, на сегодня наше убежище. У нас не так уж много возможностей для встреч — у неё дома всегда находится мать, которой я не внушаю доверия. А к себе я не могу приводить девушку, ибо тоже всегда кто-то из домашних сидит там. Я не хочу посвящать их в мою личную жизнь. Наша с ней профессия предполагает много неожиданностей, и ночевки в самых неудобных местах. Мы привыкли к неудобствам и неуюту. Сейчас эта пыльная кабина, наполненная шумом и какими-то приборами, кажется нам спальней в королевском дворце.
Она улыбается мне. На фоне этой улыбки даже наверху, там, где светло и жарко, там, где царствует желтый карлик, меркнет свет, будто на поверхности планеты оказалась маленькая, но невероятно яркая звезда. Я всегда теряю способность размышлять, едва вижу её улыбку. Я не могу бороться с её притяжением, и падаю на эту звезду, как неудачливая комета. Мы лежим на полу, забыв про грязь, шум, тряску и тьму. В спину тычет холодный вибрирующий пол, сверху я ощущаю упругое тепло её молодого обнаженного тела. Трудно сказать, что она видит перед собой, точнее, как она видит меня. Я же вижу только её улыбку, и сверкающие в лучах редких фонарей волосы, цвета тёмной меди. И её глаза. Какое же оно простое, счастье. И какая незатейливая романтика — кабина машиниста в метро.
Не знаю, сколько прошло времени, но вот в маленьком куске пространства, доступном глазу, я вижу узнаваемый потолок предпоследней на линии станции. Сколько бы ни прошло времени, этого было слишком мало. Мы одеваемся и отряхиваемся, в общем, приводим внешний вид в порядок. Вагон выныривает из пасти туннеля, и кабину озаряет хмурый электрический свет. Она отпирает дверь, которая ведет в салон: на конечных всегда прохаживаются дежурные и милиция, проверяя вагоны на предмет заснувших пассажиров, бомжей и пьяниц, тут лучше вылезать со всеми, а не выходить из кабины сразу. Поезд остановился, немногочисленные пассажиры вывалились наружу. Мы вышли из своего убежища и направились к выходу. Непонятно, откуда на выходе такая толпа, ведь в поезде было так мало людей. Когда мы зашли на эскалатор, она куда-то пропала. Странно, я ведь держал её за руку. Наверху жду её, но её все нет. Откуда-то всплывает холодящее чувство тревоги…
Я вынырнул в холодном поту, часто дыша, так люди просыпаются, увидев кошмар. Несколько секунд не могу понять, где я, и продолжаю лихорадочно соображать, куда могла подеваться ОНА. Лишь потом понимаю, что лежу на своей кровати, и из темноты на меня с укором смотрит нагромождение мебели, наполненной всяким хламом. Всё еще не веря, я поднимаюсь на локте и оглядываюсь. Чуть перевожу дух и откидываюсь на подушку. Какая подлость!Какой удар в спину от собственного мозга! Эх, мозг, мозг, что же мне делать? Зачем ты бередишь старые раны, которые лишь недавно затянулись? Показать голодающему корзину со снедью, а потом выкинуть её в пропасть. Дьявол. ЕЁ мне не видать, как своих ушей, а тут такое. Кои-то веки приснился сон, и на тебе. Эх…
Всю оставшуюся ночь я не смог заснуть. Ненавижу сны.
