Доброго всем утречка!
>>2522796 Какой славный дедушка, мне бы в его возрасте такую энергичность.
>>2522704 Схоронил, но народ требует ещё!
>>2523002Скоро потребует логин, пароль, резюме и личное дело, хех>>2523078> зима близко... или что-то очень нехорошее
Одно другого не исключает...
Что-то захотелось Игру Престолов посмотреть...>>2523109> Чем отличается Селестия/Луна от Яхве?
Возможно тема не очень хороща, однако... Принцессы вполне материальные правители,которые обладают даром и обязанностью перемещать небесные светила и поддерживать гармонию. Какое-либо божество же больше метафорический образ.
> Принцесс невозможно попросить убить всех злых людей, потому что даже от мысли от такой просьбы становится очень стыдно. К Богу (пусть и в шутейной форме "боженька") с такой просьбой я периодически обращаюсь."
А по поводу твоего интересного вопроса, хочу привести небольшой отрывок из хорошей книги Стругацких "Трудно быть богом" -
- Сущность человека, - неторопливо жуя, говорил Будах, - в
удивительной способности привыкать ко всему. Нет в природе ничего такого,
к чему бы человек не притерпелся. Ни лошадь, ни собака, ни мышь не
обладают таким свойством. Вероятно, бог, создавая человека, догадывался,
на какие муки его обрекает, и дал ему огромный запас сил и терпения.
Затруднительно сказать, хорошо это или плохо. Не будь у человека такого
терпения и выносливости, все добрые люди давно бы уже погибли, и на свете
остались бы злые и бездушные. С другой стороны привычка терпеть и
приспосабливаться превращает людей в бессловесных скотов, кои ничем, кроме
анатомии, от животных не отличаются и даже превосходят их в беззащитности.
И каждый новый день порождает новый ужас зла и насилия...
Румата поглядел на Киру. Она сидела напротив Будаха и слушала, не
отрываясь, подперев щеку кулачком. Глаза у нее были грустные: видно, ей
было очень жалко людей.
- Вероятно, вы правы, почтенный Будах, - сказал Румата. - Но возьмите
меня. Вот я - простой благородный дон (у Будаха высокий лоб пошел
морщинами, глаза удивленно и весело округлились), я безмерно люблю ученых
людей, это дворянство духа. И мне невдомек, почему вы, хранители и
единственные обладатели высокого знания, так безнадежно пассивны? Почему
вы безропотно даете себя презирать, бросать в тюрьмы, сжигать на кострах?
Почему вы отрываете смысл своей жизни - добывание знаний - от практических
потребностей жизни борьбы против зла?
Будах отодвинул от себя опустевшее блюдо из-под пирожков.
- Вы задаете странные вопросы, дон Румата, - сказал он. - Забавно,
что те же вопросы задавал мне благородный дон Гуг, постельничий нашего
герцога. Вы знакомы с ним? Я так и подумал... Борьба со злом! Но что есть
зло? Всякому вольно понимать это по-своему. Для нас, ученых, зло в
невежестве, но церковь учит, что невежество - благо, а все зло от знания.
Для землепашца зло - налоги и засухи, а для хлеботорговца засухи - добро.
Для рабов зло - это пьяный и жестокий хозяин, для ремесленника - алчный
ростовщик. Так что же есть зло, против которого надо бороться, дон Румата?
- Он грустно оглядел слушателей. - Зло неистребимо. Никакой человек не
способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою
собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда
будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и
всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям
и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше
понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего
освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина,
но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы
люди, дон Румата, и таков наш мир.
- Мир все время меняется, доктор Будах, - сказал Румата. - Мы знаем
время, когда королей не было...
- Мир не может меняться вечно, - возразил Будах, - ибо ничто не
вечно, даже перемены... Мы не знаем законов совершенства, но совершенство
рано или поздно достигается. Взгляните, например, как устроено наше
общество. Как радует глаз эта четкая, геометрически правильная система!
Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и,
наконец, король. Как все продумано, какая устойчивость, какой
гармонический порядок! Чему еще меняться в этом отточенном кристалле,
вышедшем из рук небесного ювелира? Нет зданий прочнее пирамидальных, это
вам скажет любой знающий архитектор. - Он поучающе поднял палец. - Зерно,
высыпаемое из мешка, не ложится ровным слоем, но образует так называемую
коническую пирамиду. Каждое зернышко цепляется за другое, стараясь не
скатиться вниз. Так же и человечество. Если оно хочет быть неким целым,
люди должны цепляться друг за друга, неизбежно образуя пирамиду.
- Неужели вы серьезно считаете этот мир совершенным? - удивился
Румата. - После встречи с доном Рэбой, после тюрьмы...
- Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире,
многое я хотел бы видеть другим... Но что делать? В глазах высших сил
совершенство выглядит иначе, чем в моих. Какой смысл дереву сетовать, что
оно не может двигаться, хотя оно и радо было бы, наверное, бежать со всех
ног от топора дровосека.
- А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?
- На это способны только высшие силы...
- Но все-таки, представьте себе, что вы бог...
Будах засмеялся.
- Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им!
- Ну, а если бы вы имели возможность посоветовать богу?
- У вас богатое воображение, - с удовольствием сказал Будах. - Это
хорошо. Вы грамотны? Прекрасно! Я бы с удовольствием позанимался с вами...
- Вы мне льстите... Но что же вы все-таки посоветовали бы
всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы
сказали: вот теперь мир добр и хорош?..
Будах, одобрительно улыбаясь, откинулся на спинку кресла и сложил
руки на животе. Кира жадно смотрела на него.
- Что ж, - сказал он, - извольте. Я сказал бы всемогущему:
"Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать
людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть!
Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут
голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей".
- И это все? - спросил Румата.
- Вам кажется, что этого мало?
Румата покачал головой.
- Бог ответил бы вам: "Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные
вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему
останутся нищими".
- Я бы попросил бога оградить слабых, "Вразуми жестоких правителей",
сказал бы я.
- Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу,
и другие жестокие заменят их.
Будах перестал улыбаться.
- Накажи жестоких, - твердо сказал он, - чтобы неповадно было сильным
проявлять жестокость к слабым.
- Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг
никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место
займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не
хочу этого.
- Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди
получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.
- И это не пойдет людям на пользу, - вздохнул Румата, - ибо когда
получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют
вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду
впредь кормить и одевать вечно.
Не давай им всего сразу! - горячо сказал Будах. - Давай понемногу,
постепенно!
- Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.
Будах неловко засмеялся.
- Да, я вижу, это не так просто, - сказал он. - Я как-то не думал
раньше о таких вещах... Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, - он
подался вперед, - есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше
всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным
смыслом их жизни!
Да, это мы тоже намеревались попробовать, подумал Румата. Массовая
гипноиндукция, позитивная реморализация. Гипноизлучатели на трех
экваториальных спутниках...
- Я мог бы сделать и это, - сказал он. - Но стоит ли лишать
человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не
будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и
создать на его месте новое?
Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова
тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:
- Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более
совершенными.
...или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
- Сердце мое полно жалости, - медленно сказал Румата. - Я не могу
этого сделать.
И тут он увидел глаза Киры. Кира глядела на него с ужасом и надеждой.
Если этого покажеться мало, то вот тебе ещё небольшой отрывок из книги "Цитадель" г-н Сент-Экзюпери
Мне довелось встретиться с тем пророком, у него жесткий взгляд, дни и
ночи он лелеет свой священный гнев и вдобавок еще косит.
-- Нужно, -- сказал он мне, -- спасать праведников.
-- Да, -- сказал я, -- ибо оснований для преследования их нет.
-- Нужно отделить их от грешников.
-- Да, -- сказал я. -- Самый совершенный должен быть возведен в
образец. Лучшую статую лучшего из скульпторов ты ставишь на пьедестал.
Ребенку читаешь лучшие стихи. В королевы выбираешь красивейшую из красивых.
Ибо совершенство -- стрелка, указывающая направление, направить необходимо,
пусть не в твоих силах его достигнуть.
Но мой пророк воспламенился:
-- Когда будет создано племя праведных, спасти нужно будет только его и
раз и навсегда покончить с порчей.
-- Пожалуй, ты перехватил, -- остановил я пророка. -- Каким образом ты
хочешь отделить цветение от дерева? Облагородить жатву, уничтожив навоз?
Спасти великих скульпторов, отрубив голову плохим? Я, например, знаю только
более или менее несовершенных людей, устремление к цветению и неторопливый
рост дерева. И говорю тебе: в основании совершенства царства -- бесстыдство.
-- Ты возвеличиваешь бесстыдство!
-- И твою глупость тоже, ибо хорошо, если добродетель предстает нам как
желанное и достижимое улучшение. Мы должны создать образ праведника, пусть в
жизни такого быть не может, во-первых, потому, что человек немощен, а
во-вторых, потому, что полнота совершенства, где бы она ни осуществилась,
влечет за собой смерть. Но хорошо, если предуказанный путь предстает в виде
цели. То есть ты отправляешься в путь за недостижимым. В пустыне мне
приходилось тяжко. И поначалу казалось, что сладить с ней невозможно. И
тогда дальний бархан я преображал в долгожданную гавань. Я добирался до нее,
и она теряла свое могущество. Тогда я перемещал счастливую гавань к горбатым
холмам, что виднелись на горизонте. Доходил до них, и они теряли свою
магическую власть. А я выбирал следующую цель. И так от цели к цели
преодолел пески.
Бесстыдство свойственно либо простодушной невинности, например газелям,
-- просвети их--и получишь стыдливых скромниц, -- либо тем, кто нарочито
попирает стыд. Но и в бесстыдстве основа -- стыд. Бесстыдство живет им и его
утверждает. Когда идет пьяная солдатня, ты видишь: матери прячут дочерей и
запрещают им выглядывать на улицу. Но если в твоем недостижимом царстве
солдаты будут стыдливо опускать глаза, и их как будто не будет вовсе, и если
девушки у тебя будут купаться в чем мать родила, ты не увидишь в этом ничего
неподобающего. Но стыдливость моего царства вовсе не в отсутствии
бесстыдства (целомудреннее всех покойники). Стыдливость в моем царстве --
это внутреннее усердие, сдержанность, почитание себя и мужество. Целомудрие
-- сбережение собранного меда в предвкушении любви. И если по моим улицам
шляется пьяная солдатня, она укрепляет стыдливость в моем царстве.
-- Стало быть, ты поощряешь свою пьяную солдатню выкрикивать мерзкие
непристойности?!
-- Случается, что я наказываю своих солдат, желая внушить им
необходимость целомудрия. Но чем жестче мое принуждение, тем притягательнее
для них распутство. Преодоление отвесной скалы слаще подъема на пологий
холм. Победить сильного соперника приятнее, чем рохлю, который и не думает
защищаться. Там, где существует понятие "снасильничать", тебя так и тянет
дерзко взглянуть женщине в лицо. Я сужу о напряженности силовых линий в
царстве по суровости наказания, которое призвано умеривать аппетиты. Если я
перегораживаю горный поток, мне придется воздвигнуть стену. Стена эта --
свидетельство моего могущества. Но для пересыхающей лужицы мне хватит и
картонной перегородки. На что мне кастрированные солдаты? Я хочу, чтобы они
всей силой напирали на мою стену, чтобы были мощны и в грехе, и в
добродетели, которая есть не что иное, как облагороженный грех.
-- Так что же, тебе по нраву их пороки? -- возмутился пророк.
-- Нет. Ты опять ничего не понял, -- ответил я ему.
Если и этого будет мало, то я продолжу.
Это не угроза, пока.>>2523098 Завал на работе, вот только чая нету. Так что радуйся, всё могло быть хуже, хех.
