— Ну где же он? - в очередной раз спросила Куруму, нервно рассхаживая по комнате. Её пышные формы в такт её шагам подпрыгивали, притягивая взгляд Гина, сидящего прямо на столе.. Ему по правде сказать было безразлично кого ждали девушки, летняя одежда на Куруму-чан заставляла его чуть ли хвостом не вилять. Временами он отрывал задурманенный взор, обеспокоенно смотрел на часы, вздыхал и продолжал взглядом гипнотизировать прелести Куруму-тян. Юкари в это время что-то шептала на очередной книгой, которую он достала с очередной полки. Шираюки стояла у окна и смотрела куда-то вдаль, свой вечный леденец на палочке она держала в руке. Мока-тян прислонилась к стене и с ожиданием посматривала на дверь.
Дверь хлопнула, Цукунэ быстро вошёл и выкинул за порог Гина. Тот удивлённо посмотрел на уже закрытую дверь и прислонился к стене.
— Ну дела. - сказал он, осмотрелся и присел у стены.
Лицо Цукунэ потекло, как желе и под ним начало проявляться другое лицо. Это был чёрное лицо старого негра. Он быстро дал по ебалу Куруму, которая стояла ближе всего к выходу. Кровь брызнула во все стороны, а Куруму свалилась кулем на пол. - Аааа! - завизжала Юкари, пытаясь выпрыгнуть в окно. Нигра успел схватить ее за край юбки и втянуть обратно. Глядя на ее прыгающие во все стороны груди, нигра решил не убивать ее. Оглушив Юкари сильным ударом в челюсть, он бросил ее тело возле оглушённого тела Куруму. С Шираюки и Мока нигра не стал особо церемониться. Мока, не успевшей подняться вовремя, он вколол какую-то странную жидкость, отчего та начала шататься. Хныкающую Шираюки он поднял за шиворот и кинул на стол. Рядом он бросил Юкари и спустил с нее трусики. Член негра всё еще висел, хотя постепенно начал увеличиваться в размерах.Из небольшой сумки он вытащил веревки и начал особым образом связывать девушек, при этом срывая с них одежду. При этом он успел поднять Куруму и протереть её лицо небольшой влажной тряпкой, который похоже лежала в его сумке. Потом он вздохнул, подошёл к связанной сидящей Шираюки и указал ей на свой хуй. - Саси.И подкрепил указание слабым ударом по шеке. Шираюки попыталась сопротивляться, но еще один удар по другой щеке привёл её к покорности. Сначала она дотронулась до хуйца нигры одними губами, но негр ухватил её за голову и ей пришлось сосать. Было видно, что удовольствия от этого негр не испытывает никакого и судя по всему он выполняет чей-то приказ. Негру видимо надоело стоять, он поднял Шираюки, сам сел и процесс продолжался. Тем временем, Мока начала мелко подрагивать, негр это заметил, удовлетворённо кивнул, встал и пошёл к ней. Тело Мока уже начало трястись, своими сильными руками негр взял её, положил на стол и одним толчком, не церемонясь, вошёл в её узкой девственное отверстие, не обращая внимание на хлещущую из вагины кровь. Он начал быстро наращивать темп, Мока под ним выгибалась от удовольствия, наконец, он засунул свой хуй, как мог глубоко и кончил. Затем он нежно, взял ушедшую в беспамятство Мока и постарался усадить её на небольшой стул, положив на стоящий рядом стол её одежду.Следующей на очереди была Куруму-тян, взгляд негра смотревшего на неё поражал своей печалью и унынием, он медленно перевёл взгляд на свой опавший хуй. - Дважды саси.И Шираюки пришлось опять начать сосать, теперь она делала это более уверенно, видимо посчитав, что чем быстрее она это сделает, тем быстрее он уйдёт. Хуй негра поднялся, он что-то тихо прошептал про "порох в пороховницах", медленно подошёл к Куруму, поставил её на ноги. Затем он поставил стул, сел, одной рукой подтащил Куруму, а второй направил свой хуй и медленно начал входить в её попчанский. Сначал по чуть-чуть, затем всё быстрее и быстрее. Куруму кричала от боли, но негр превозмогал сопротивление и продолжал входить и выходить. Но тут он кончил.Он опять взял её и нежно усадил за стул, на столе опять лежала одежда Куруму-тян.В очередной раз негр грустно взглянул на очередную участницу группы кружка журналистики, затем не менее печально посмотрел на свой поникший хуй и махнув рукой пошёл к Юкари.Через 5 минут он закончил, все девушки сидели голые, связанные и изнасилованные на стульях, а старый Бен Ганн шёл домой, размышляя о старости и о заслуженном отдыхе.