А вот и прошлогодняя паста.
"А начать бы я хотел со стихотворения, которое кажется мне шибко забавным, но не имеет прямого отношения к дальнейшему тексту:
Шалтай-Болтай
Сидел на стене.
Шалтай-Болтай
Свалился во сне.
Вся королевская конница,
Вся королевская рать
Не может Шалтая,
Не может Болтая,
Шалтая-Болтая,
Болтая-Шалтая,
Шалтая-Болтая собрать!
Английская народная песенка в переводе С. Маршака
Полтора дня. Как много можно успеть за полтора дня? Закрыть все долги, хорошенько выспаться, понять, что из тебя никакой художник. Или же найти замену человеку, который ещё полтора дня назад был незаменимым. Был всем.
Но обо всём по порядку.
Мы познакомились с некой Аней в двенадцатом году. То веселящаяся, то замкнутая, стыдящаяся себя, ощущающая свою неполноценность дурнушка. Такой вот она предстала впервые. Очевидно, что я тогдашний, человек пока что коммуникативный, просто не мог упустить прекрасной возможности вытянуть очередную историю жизни, очевидно не лёгкой и тем ценной в моих глазах.
Что удивительно, так это то, что в этот конкретный раз процесс застопорился. Ни попытки сыграть на эмпатии, ни слезливые истории, располагающие к открытости, ничто не помогало пробиться сквозь терн чужого сознания. И это стало моей идеей фикс. Я был обязан преодолеть ещё одну преграду, пройти сие, прямо скажем, невероятное и головокружительное испытание. Если бы я знал, что меня ждёт.
На почве общего занятия фотографией, а я тогда собирал команду по фризлайту (О боги, как он свеж и харизматичен!), мы сдружились. Я позвал её на злополучный фотокросс, мы встречались ради прогулок и многих других, вполне мирных и обыденных занятий. Я тщился и жаждал узнать, что же там, внутри её большой, неухоженной головы.
И как-то раз, мы, сидя в одном из корпусов нашего большого университета, поспорили. Глупейший спор, право слово, но будоражащий кровь и привносящий ощущение, что где-то там, за границей неизведанного, юного идеалистичного исследователя ожидает невероятное открытие. Звучит смешно, но именно такие ощущения я испытал. А состоял он в банальнейшем «слабо» в контексте поцелуев. И там, под лестницей одного корпуса, мы стояли в полумраке, но даже в нём было видно её красные щёки. Мои, вероятно, мало чем отличались. Быстрое биение сердца и переминание с ноги на ногу не могли длиться вечно были резко прерваны неуклюжим движением вперёд, с закрытыми глазами, лёгким отвращением и предвкушением того, что вероятно казалось священной коровой из века в век, всем, кто проходил этот ритуал. Их сменило горячее дыхание и ощущение чужих губ на своих, что было неописуемо странно, удивительно и страшно, от чего я отдёрнулся. Послышался её смех. Я чуть не снёс ей очки и ударил по носу своей скулой. Не удивительно.
С тех пор то было излюбленное занятие этой парочки до сих пор невинных, но уже более-менее взрослых недорослей. Я и подумать не мог, что простое и эгоистичное желание вызнать, что же прячется в её голове могло перерасти в такую вот адвенчуру. Лестницы, здания, парки, горячее дыхание везде согревало нас.
Но ведь так всё не заканчивается, верно? И здесь вы правы. К сожалению, чувства, которые были вначале, сменились новыми, ещё более странными и яркими. Они были так разрозненны и странны, будто кто-то переполнил лёгкие кислородом, ну и не забудем о старом добром клише «бабочках» в животе. А «практика» поцелуев прогрессировала и начала сменяться тем, что я бы не ожидал от своих скромных, и я вам это гарантирую, рук, но будем же целомудренны и опустим все вульгарные подробности. И это изрядно испугало меня. Я, в полной мере осознавая природу чувств и могучи оценить себя со стороны, понимал, что это путь в никуда. Не мог я быть кем-то для кого-то, я всегда был одинок, страдающий и наслаждающийся, свободный и аскетичный в своей свободе. И понимая, как сильно я могу ранить бедную девочку, я устроил ей встречу, на которой объяснил ей всё, как я это вижу. Что это будет больно, неприятно, что я, в сущности, человек плохой, о чём я утверждаю всегда. И что нам нужно покончить с этим опьяняющим мороком ни к чему не ведущих встреч. Я говорил серьёзно, я пытался смягчить удар. Но сидя там, в темноте пустующего актового зала, она разрыдалась так горько и безудержно, что я не выдержал и почувствовал невероятную нежность и сострадание, и в этом я вижу первую свою ошибку. Ведь потом я догнал её под дождём и обнял, сказав, чтобы она забыла о том, что я ей наговорил.
Мораль: Всегда помните о том, что разумное суждение должно превалировать над эмоциональным порывом. Иначе вы рискуете войти в повторяющуюся петлю, из которой крайне сложно выбраться.
И всё продолжилось с новой силой. Я разбирался в себе и своей новой «пассии», первой и надеюсь единственной. Всё было тихо и мирно, а двух ещё не взрослых людей обуревало пламя страсти, не думавшее стихать ни на секунду. Прогулки по улицам ночного города, безумная радость от вида снежинок или особо красивого вида природы или же города, держание за ручки и прочие милые вещи. Как это мило, даже от воспоминаний об этой холодной зиме привносят отголосок тепла в моё изъязвлённое и порушенное сознание.
На дне рождении у друга мы остались на ночёвку. Там же мы переспали. Ещё одна кровавая жертва на алтарь чувств, рождавшихся до и будущих рождаться после нас. Первый опыт близости, которую трудно переоценить.
Что я тогда чувствовал? Сначала я хотел просто использовать её. Грубо звучит? Переформулируем иначе: Использовать эту возможность, и не во зло, ведь слово «использовать» в отношении людей всегда звучит с оттенком зла, чтобы получить бесценный опыт, которого у меня ещё не было. И не только в приземлённом смысле этих слов, если вы так подумали. И всё это время я отмахивался от чувств, кои были, прямо скажем, сильны. Но силой воли и логикой я загонял их в глубоко в себя, гнобил, высмеивал, потому что не желал принимать и осознавать то, что стало уже тогда достаточно очевидно. Я влюбился. Не в самую красивую и не в самую умную (хотя она круглая отличница по сей, мать его, день, но вы не поймёте разницы между умом и зубрёжкой), но так вышло, и она стала для меня таковой, той, которая была для меня единственно умной и красивой. Со временем, я принял эти свои чувства, но прятал их глубоко в себе, чтобы не показывать окружающим. Знаете, а так куда спокойнее, куда понятнее, что кто чувствует, когда нет навязчивой игры на публику. Нет внимания со стороны. Никогда не любил изгаляющиеся при всех парочки, это мерзко. По моему скромному мнению, подобное должно оставаться строго наедине между людьми, которые эти чувства испытывают.
Догадывались ли окружающие? Вполне очевидно, что да. Хотя я был крайне невозмутим, отстранён и обычен, за исключением того, что росло внутри меня и наполняло чудесным цветом, Аня вела себя крайне сумбурно, даже не смотря на договорённости и объяснения, почему подобное поведение правильно и необходимо. По ней было видно, как сильно ей не хватает тех самых штампованных чувств из набивших оскомину классических мелодрам. Но я был непреклонен, ведь я знал, что есть хорошо, а что – нет.
Когда она вошла в мою жизнь, проникла в мой ограждённый ежами, бетонными стенами, колючей проволокой, дзотами и дальнобойной артиллерией бункер, где базировался мой нежный внутренний мирок, я переосмыслил себя и свою роль в жизни, а именно в её жизни. Тут важно упомянуть, что к этому моменту я понял, что она ни что иное, как «пустышка», абсолютно пустой человек. В ней не было никаких интересов, а «отношения» были самым первым шагом к собственной осмысленной жизни, а то что было, это мусор, некие аутоэротические привязки к конкретным видам современной поп-культуры, да и только. Чистый лист. Tabula rasa. И я осознал, что могу выразить своё чувство в светлом порыве к улучшению, созданию чего-то прекрасного, исключительного. Своего рода шедевр, воплощённый в человеческой личности.
Я дал ей музыку, заново научил читать книги, принёс ей кино и сериалы, приоткрыл занавес над миром компьютерных развлечений и «непопулярного» искусства, показал ей бескрайний простор интернета, доселе неизведанный ею. Я учил её с нуля. Вы не поверите, на сколько она была наивной и неприспособленной к жизни. Это был пятилетний ребёнок в теле взрослой девушки. И я хотел заложить всё то доброе и светлое, что глубоко закопано в моей чахлой, чёрной, одинокой душонке. Это был абсолютно альтруистичный порыв. Я чувствовал нечто, что служило лучшим мотиватором, нежели выгода или же какие-то расчёты и планы. Конечно же, я рационализировал свои устремления, дабы они не выглядели излишне подозрительными и постыдными в собственных же глазах. Как я могу быть добрым и любящим, если я злой и язвительный? – Спрашивал я себя и не находил ответа. Да, я понимал, как это работает, я осознавал, что и почему чувствую, но я никогда не просил об этом и замирал от страха, боясь приближающегося пика.
Не всё было так просто, как я сказал. Не думайте, что «создать» человека столь легко. Это было сопряжено с множеством трудностей. Не всё нравилось ей одинаково сильно и что-то она забрасывала без должного контроля. И я, повинуясь жестокой необходимости, стал надзирателем. В то же самое время, стремительное наполнение внутреннего мира сопровождалось ещё более стремительным, скачкообразным ростом самосознания. Из забитой плаксивой девчушки, которая жила в тихом семействе, ограждаемая от реалий мира, она превращалась в настоящую личность. Я наблюдал взросление в перемотке. Она бунтовала против того, что раньше было для неё неоспоримым, бунтовала против того, чтобы её кормили потоками информации с ложечки, плевалась на всё новое и необычное, на всё, что не входило в её область познания по сей день.
Ещё одно ощущение. Я чувствовал жалость к ней, я чувствовал, что я слишком жесток, но я знал, что это необходимо. Не ради моего личного удовольствия или же чего-то ещё, но ради её будущей жизни. Человек, который плачет каждые пять минут, не сможет выдержать свободы. И я закалял её. Удар за ударом. С шипением погружал её раскалённое сознание в прохладу спокойствия и умиротворения и снова раскалял, чтобы совершить удар со слезами на глазах.
Подростковый бунт. Я видел его и я понимал, что уже сам это проходил. Дежавю. Все через это проходят. Но я понимал, как это работает. Нужно просто переждать, говорил я себе. Я сумею удержать руль и не дать её огню потухнуть. И где-то здесь кроется ошибка.
Мораль первая: Не пытайтесь менять человека. Играя в бога, вы приближаетесь к божественному же разочарованию.
Мораль вторая: Знайте, что ваши действия по отношению к человеку, который вас любит, могут быть восприняты строго противоположно вашим устремлениям. Ибо благими делами выложена дорога в ад, который вы сами же построите.
Мораль третья: Что бы вы не чувствовали, лучше бы вам не пропускать кого-то в свой внутренний мирок. Плохо заканчивается, уж поверьте на слово. И да, заканчивается всегда. Во всех случаях. Не верьте никому про бесконечность чего-то, ибо всё в нашей жизни конечно, как и сама жизнь.
Я знаю, что эти морали далеки от восприятия обывателем жизни и любви, но что обыватель вообще понимает в окружающем его мире?
Закладывал я в неё логику и философию. Думаю, что прописные истины она усвоила достаточно слабо, но помятую о её феноменальной памяти, я уверен, что ей ещё не раз придётся их вспомнить, познав на личном опыте. А ведь Дима был прав. Как и тысячу раз до того. Какая неожиданность.
Ещё я учил её контролировать эмоции и хотя бы на уровне любителя разбираться в самой себе. Взгляд внутрь порой бывает куда эффективнее, нежели десятки психотерапевтов. Умение разложить всё по полочкам, сковать очередную эмоциональную химеру и подумать головой. Думаю, в некотором смысле, успеха на этом поприще я всё же добился.
Но полно о моём вкладе, ибо он не велик, да и не было бы его, если бы она не прикладывала усилий. Сейчас вы поймёте, почему всё это было необходимо.
Как я уже упомянул, моя милая Аня была плаксой, которая рыдала по любому поводу. И особенно сильно она начала рыдать, когда я решил познакомить её с моей компанией. Не лучший выбор собеседников, тут я соглашусь, ибо наши интересы по истине всеобъемлющи, а разговоры шибко заумны, а сами мы социопаты, мизантропы и далее, далее, сами придумайте как нас обозвать. Плохие люди. Злые люди. Жестокие люди. Ничего святого ибо святость не имеет смысла. Виват логике и играм в ошибочное суждение.
И наши злые слова, а уровень нашей бесчеловечности увеличивался синергетически при соприкосновении наших умов, заставляли её рыдать. Поэтому я с мягкостью достойной кошачьей лапки успокаивал её и объяснял, что же такое слова, что за ними кроется и что подразумевается на самом деле. Доходило долго, но эффект был достигнут. Она перестала плакать, что ещё прибавило объёма её эго. Думаю, после общения с нами её не напугает уже ни один человек.
Естественно, всё это происходило не в один день, а было постепенно, рутинно и тяжко. Я был бы рад просто радоваться жизни, но не мог позволить себе этого. Я чувствовал, кхм, ответственность. Я любил. А значит не мог поступать иначе.
В процессе наших отношений, я набирался и достаточно примитивного, но интересного опыта. Никогда ещё я не заглядывал на такие глубины чьей-то конкретной личности, не узнавал её устройства. И я с лёгкостью опровергну тот полушовинистический тезис, который гласит, что мужчины и женщины с разных планет. Но как-нибудь потом. И естественно, я познавал бескрайний мир плотских удовольствий. Но хвастовство излишне. Скажу лишь, что я прикладывал все усилия, чтобы одна девушка не скучала.
Она познавала мир вокруг себя, лишившись стеснительности. А значит не обходилось и без общения с мужским полом. Как ни странно это прозвучит, но до встречи со мной она не сильно интересовала противоположный пол, но избавившись от пары проблем, стремительно преображающаяся, пылающая жизнелюбием, она притягивала их, как магнит. Тогда я испытал первый укол ревности. Я понял, что это пик. Дальше всё пойдёт лишь по нисходящей.
Первой проблемой стал её «друг», чьей недружеской заинтересованности она не признавала, но полагала, что интересует его как человек, а не как девушка, ведь она же не красавица, как в то время полагала она. Увы, я оказался прав. Он признался ей. Но она отказала ему. И тогда проблем только прибавилось, так как обиженный бычок пошёл искать меня. Я отделался лишь острым языком. Объяснив ему, что я не «хозяин», а женщину невозможно получить силой, я потерял его из виду раз и навсегда. Лишь изредка, при случайной встрече он бросал на меня издали злобный взгляд. И эта история повлекла новый поучительный разговор. На сей раз о мужчинах и их дружбе. Были и другие эксцессы, но я обещаю, в процессе моего повествования, мы к ним ещё вернёмся.
Так тянулось время. Мы развлекались, я рассказывал ей много, как я полагаю, интересных вещей, от которых она периодически пыталась отмахиваться, потому что испытывала неподдельный страх по отношению к тому, как на самом деле устроен мир, она много смеялась и вселяла радость и уверенность в меня. Я никогда не забуду этих чудесных моментов. Я чувствовал, что как жизнь струится во мне потоками, учащённым биением той чёрствой корки, что у меня вместо сердца.
Кроме ментальных преобразований, в кои так же входило избавление от сентиментальности и излишнего багажа памяти и «мёртвых душ», всей той швали, которую она некогда звала друзьями, были и преобразования материальные. Из неказистой дурнушки она преобразовывалась, медленно, незаметно, в красивую статную девушку с идеальной фигурой. Я принудил её сходить к парикмахеру и, о боги, мыть голову каждый день, а заодно укладывать и сушить волосы. Смешно, не правда ли? А так же я поднял её на борьбу с несовершенством кожи. И она перестала опускать руки, взявшись на проблемы. И, о чудо, кожа стала идеально чистой. Она даже начала пользоваться косметикой. Последним штрихом была одежда. Я конечно не модельер, не фотограф и не человек с идеальным вкусом, но то, что я подобрал ей дало бы фору самой роскошной из модниц, при том было не броско и не кричаще, как того можно ожидать от каждой второй. Универсальная и красивая одежда. Конечно же не обошёл мой перфекционизм и исподнее. Красивые комплекты нижнего белья, чулки, колготки, всё это было выбрано мной. Конечно же это лишь моё личное мнение и я человек эмоционально заинтересованный, но я смотрел и гордился, не мог нарадоваться тому, как сильно она преобразилась. Она стала по настоящему красивой. Хотя полюбил я её задолго до того и стал любить лишь больше.
И здесь я должен вспомнить первый удар в спину. Я не говорю про то, что она, как человек, в известной степени, близкий для меня, постоянно бунтовала против преобразований и больно ранила меня в самую душу весьма жестокими словами, с чем я мирился и терпел, но про то, как я впервые услышал этот звон колокольчика. Антракт? Брэйк? Обратный отсчёт?
Тогда в моей жизни произошло трагическое событие. У меня умер дед. В связи с чем я был вынужден покинуть город, но пообещал вернуться к вечеру. Неизбежные обстоятельства. Что уж тут поделать. В то же самое время совпало ещё несколько обстоятельств, которые послужили хорошей проверкой качеству убеждений Ани. Первое из них состояло в том, что мы договорились встретиться в определённом месте, чтобы по заведённому в нашей компании ритуалу, сыграть в одну японскую игру. Второе состояло в том, что у меня и определённых людей, которые обычно предоставляли нам свою компанию и игры, случилось критическое недопонимание. И Аня, первоначально поддержавшая меня (как в прочем и другие мои «друзья»), села с ними за стол, как если бы ничего не произошло. Картина маслом: Уставший я, запыхавшийся, вернувшийся с похорон, бегу через город, лишь бы исполнить данное мной обещание. Открываются двери лифта и я вижу их. Они сидят с теми людьми, что поступили откровенно недобросовестно и грубо. Что-то упало во мне и разбилось, я ощутил, как все волоски на теле привстали и укололи меня тысячей иголок. По телу прошёл холодный пот. Она посмотрела на меня и улыбнулась мне, как если бы всё было хорошо. Все остальные потупили взгляд или нарочито посмотрели в другую сторону. Ни слова не говоря, я развернулся и ушёл. Во мне бурлил океан. Волнами накатываясь на моё сознание, он разбивался о берег, размывая всякую способность понять, как она могла так поступить со мной. Единственное, что я спросил вечером через соц.сеть: «Почему?» На что прозвучал ответ, который прозвучал в моей голове будто удар гонга: «Я думала, что ты не узнаешь.»
Прошло несколько дней. Меня дружно игнорировали. То самое гробовое молчание, что стеной возникло между нами в тот момент, продолжалось. И я не выдержал. Ещё одна ошибка. Я спросил, что же собственно произошло. Как оказалось, в тот момент Аня, вопреки всему, что я рассказывал ей, ушла гулять с подружками на день рождения «без парней» с парнями, где изрядно приняла алкоголя и умные дамы сказали ей, что считаться с чувствами мужчин не обязательно. «Если любит, то простит.» В этот раз я был особенно жесток. Я срывал на ней злость за то, как она поступила. Сугубо словестно, конечно же. И, вы не поверите, без мата, а одними лишь умозаключениями. Она плакала, очень много плакала и просила прощения. Но первый звонок уже прозвучал, и это было начало конца.
А дальше всё становилось только хуже. Я больше не собирал команду на фризлайт, я не играл в маджонг, ведь она привнесла разрушение в оба мои увлечения. Большую часть времени я посвящал непосредственно ей, что сказывалась лишь хуже, нежели до того. Я становился ей скучен. Она сопротивлялась мне всё ярче. А потом она просто исчезла. Уехала из города без предупреждения. Я злился. А она просто сбежала. И в этом ещё одна моя ошибка. Нужно было оставить её в покое и дать подумать. Но я гнул до конца. Что, в конечном счёте, испортило лето.
Дни слились в одну сплошную ссору. Не проходило и недели. А я лишь становился жёстче, распаляемый тем, что она не понимает. Так прошло очень много времени. Я не чувствовал изменений в себе, единственное, что было во мне, это страсть, ментальная и физическая, я распалялся и любил. И тут я заметил, что её чувства угасают. Она отрицала это, плакала, но слезам я уже не верил, она научилась плакать, когда удобно. Но оставил этот вопрос. Я уже знал, что будет дальше, мой мозг собрал из кусочков тысяч историй ту, которая ждёт меня и её, а так же то, что будет после. Я рассказал это ей, но она конечно же не верила. В такие моменты в ней просыпалась маленькая девочка, которая хватается за потёртого плюшевого медведя, уже лишённого одного глаза пуговки, с облезлой шерстью, и прижимает его к груди, не желая отдавать, но отбрасывает его в дальний угол в тот же миг, как его перестают пытаться отобрать. За год до сегодняшнего дня.
Было конечно и много хорошего. Я был счастлив всё это время. Пускай каждый день мой груз становился всё больше, но я был рад его нести, даже в ущерб своим интересам. Я многое забросил, вкладывая все силы в неё. Я поддерживал её чувства как мог.
И тут мы переходим к событиям последних месяцев. Решая шесть курсовых работ параллельно, ходя в тренажёрный зал и на плавание, она записалась в театральную постановку, чтобы поддержать свою повышенку, которую назначают за заслуги, в коих числится и театральные выступления, что в общем-то похвально. Опять же, новые люди для общения, это так же хорошо. И она постоянно рассказывала о сложных взаимоотношениях в группе, о тех отблесков чувств и мотивов, что она видит в их глазах. А я молчаливо гордился тем, что она растёт. Я видел её интерес к другим людям и в особенности к мужскому полу. Но я не стал её останавливать, запрещать, снова говорить об этом. Это было бы очень просто. Но я уже устал.
Всё было вполне себе спокойно, уже долгий период времени никаких заскоков в её голове не было. Мы мирно встречались, иногда гуляли, часто смотрели кино. И недавно это снова произошло. Я просто не мог не уловить то, что повисало в воздухе. Она рыдала, казалось, что просто так, она была несчастна. И я попытался с ней поговорить. Она разрыдалась ещё больше. Я не нажимал, говорил о том, что нужно прикладывать больше усилий к чтению, анализу, говорил я и про чувства, говорил, что всё будет хорошо, как и было, а пока что стоит взять перерыв. Рыдая, она искренне хотела исправиться, стать лучше. Крепко обняв её на прощание, я отправил её домой.
На следующий день всё было прекрасно. Она была жизнерадостна и действительно делала то, что обещала. Она была лучше. А после она исчезла. Провалилась в никуда, говоря, что её занимают курсовые работы. А на самом деле, почувствовав свободу, в том числе и свободу делать ошибки, ушла на прогулки с одним из медиков, которые принимали участие в спектакле. Она желала, а он дал то, что я дать не мог. Пара комплиментов и добрых слов от незнакомого человека, одна пожухлая роза и поцелуй. Она влюбилась с первого взгляда. Вопреки всему, что я закладывал в неё долгие годы.
Я мучался в незнании и не понимал, что же произошло. Её отношение резко переменилось. Она намеренно игнорировала меня, методично убивая в себе всякое чувство. Но было не сильно сложно догадаться. Пара оброненных слов привела меня к верному выводу. И сегодня, а точнее вчера, у нас состоялся разговор. Я убедил её в необходимости поговорить по душам. Мы встретились в институте, на пустой лестнице, где некогда всё начиналось.
Я знал, что так произойдёт, потому что ни что не вечно и особенно чувства. Они словно зыбкий туман, их не удержать. Я предсказал концовку и она случилась. Но несколько раньше, чем я полагал. И даже не смотря на все мои предсказания, подозрения и хладнокровие, я не был к тому, что услышу, что узнаю. На сколько точно я угадал правду.
«Я не чувствую к тебе ничего.» - сказала она рыдая. Та, которая семь дней назад говорила мне, что безумно любит меня и жить без меня не может. Это был хук по лицу. Впервые в жизни я на столько сильно прочувствовал эмоцию. В виде физической боли. Я чувствовал, как напрягаются все мои жилы, как вздуваются вены на висках, как лицо перекашивается в неподдельном страдании. А потом я заплакал.
«Я гуляла с ним и он был добр ко мне. Он подарил мне розу. А потом мы… долгое молчание и рыдания …поцеловались» - И это через день после того, как мы кушали мясо и смотрели кино, запивая его дорогим алкоголем, радостно и неподдельно веселясь. На сколько же я должен был опостылить ей, чтобы можно было променять всё прошлое на розу и комплимент.
Для меня дикостью было узнать, что она считает, что она некрасива в моих глазах. На утверждение обратного, она сквозь плач сказала, что нужно было говорить это раньше. Знаете, я вообще-то человек замкнутый и не разбрасываюсь словами. И как бы близка она мне не была, я так и не стал ближе ей. Она не понимала. А я говорил это редко. Хотя, думаю, всё же достаточно часто, чтобы об этом помнить.
«Я не могу быть сразу с двумя» - Удар за ударом, она осыпала меня фразами, которые я не ожидал от той, которую я люблю всем сердцем. Я не желал верить в то, что она за 1.5 дня успела влюбиться в другого, таясь и осыпая меня ложью.
Я почувствовал, как мои ноги подкосились от дрожи, что уже вовсю трясла меня, и прислонился к стене. А потом медленно осел на грязный пыльный пол рядом с мусорным ведром. Она смотрела на меня с некоторой жалостью, но больше в её глазах ничего не было. Ей было жаль меня. Я плакал и плакал громко, надрывно, не обращая внимания на изредка проходящих людей.
«Я не знаю, что я чувствую» - но, тем не менее, - «Я испытываю к тебе нежность, а к нему – страсть» - и контрольный в голову, - «Я не хочу идти на встречу тебе (стараться дальше), я хочу идти на встречу к нему» - Куда она и пойдёт девятого числа, на которое у нас с ней была запланирована поездка. Она пойдёт смотреть, как он подносит скальпели врачу на операции. И там, как по секрету ей сказали его друзья, её ждёт романтический сюрприз, которые так же уведомили её, что он любит её, зная её всего пять минут. И это окончательно сотрёт всякое чувство ко мне.
Когда я это услышал, я понял, что выбор сделан и он не в мою пользу. На этом наша с ней история заканчивается. Она выросла из маленькой глупой девочки, в более менее взрослую, но всё ещё не достаточно умную и излишне эмоциональную девицу. Она пошла познавать то, что было запретным плодом. Много нового и неизведанного. Как много глупостей она ещё совершит, как много набьёт шишек и всё это без меня. Но я думаю, что она ещё вспомнит мои уроки. Каждый раз, совершая новую, она будет помнить, что я объяснял ей, как это работает, и она познает это на практике, научится. Или не научится.
Я развернулся и ушёл. Сидел на паре и смотрел в никуда. В одночасье лишился смысла. Эмоции били меня словно молотом, я тонул и захлёбывался, пытаясь дышать. Голос разума потух во мне, пытаясь сохранить остатки самообладания. Щёки горели, а зрение размылось. Я отказывался верить в то, что реальность – реальна. Рука нервно подёргивалась, чиркая в тетради, где вырисовывалось огромное чёрное пятно, обращающееся для меня в колодец, в который я очень стремительно и бесконтрольно падал, не в силах пошевелиться. Мои чувства пылали ярким пламенем, то, что я считал благом и что бережно хранил, любовь, она сжигала меня целиком, больно жалила каждый клеточку моего тела.
Из забытия меня вытянула рука старосты. Я не понял, что случилось. Я не знал, сколько времени я так просидел. Он объяснил мне, что пара закончилась, так как преподаватель выдал нам наши работы и радостно отправился в командировку. А я лишь смотрел на его ухмыляющееся лицо и слышал его словно через дымку. Я думал о том, что у него всё хорошо. Он не старался, но даже у него есть женщина, которая ждёт только его. Под конец он похлопал меня по плечу и сказал, что я выгляжу крайне нездорово, посоветовал обратиться к доктору.
Плохо понимая, что я делаю, я поехал домой. Пытался отвлечься на музыку, концентрируясь на рациональной части своего сознания, пытаясь помочь ей всплыть, претерпевая всё пламя ада. И сознание потихоньку возвращалось, но каждый раз на него снова накатывала волна и я паниковал. Минуты тянулись словно часы, в моей душе разверзлись врата, где свет сражался с тьмой и оба они были на стороне моего врага, внося хаос и в без того развороченную голову. Боль пронзала мою голову и всё тело. И это не метафора, а вполне реальная физическая боль. Я чувствовал себя раздавленным и избитым. Тело предало меня.
Я сошёл раньше и практически бежал до дома, концентрируясь только на движении, абстрагируясь от эмоций, стараясь ощутить прохладу весеннего дня, впитать её запахи и слиться с ней в сладком забвении. Высвобождаясь из зыбучих песков, я наконец-то смог прийти в себя, хотя чувства никуда не ушли, но этого было достаточно, чтобы мысль побежала. Рефлексия, словно армия пауков, плела из накатывающихся волн тонкие паутинки, которые стали первой преградой на пути к моему разрозненному «Я». Паутинка становилась всё больше и тут я засмеялся. Заливисто, громко, честно. И каждый мой смешок, каждая цельная мысль отдаляли эмоции всё дальше. Я поднял океан и смеялся.
Придя домой я упал на кровать. И снова разрыдался. Я плакал очень долго. Я ощущал, будто что-то важное, нет же!, бесценное для меня, было вырвано из моего тела. А так как сердца у меня нет, я полагаю, что лишился я той жёсткой и каменистой штуки, что его заменяла. Я плакал и слёзы по капле уносили бесконечную боль. А потом я смеялся. Смеялся и плакал. Я продолжал её любить даже не смотря на её слова. И здесь нужно было сделать волевое усилие.
Чтобы справиться с тем невероятным объёмом разрозненных чувств, где была боль, ненависть, ощущение предательства, непонимание, желание и, как никогда, ярко вспыхнувшая любовь и нежность, которые жгли меня сильнее всех остальных, я принял решение. Сделал это усилие. Решение было очевидно. И приняв решение, я отправился высмеивать остаток своей боли.
Я обошёл множество уголков своего города, где никогда не бывал. Размышлял над бесконечностью времени. Осознавал, что ничто не вечно, проходя мимо разрушенных надгробных плит, мимо трупа кота, мимо костлявой старухи. И я искренне радовался жизни.
Цикл закончился, я вырвался из замкнутой петли. И я радовался. Я подавлял все эмоции кроме радости. Зависть, ненависть, ревность, любовь, все они пульсировали в моей грудной клетке, но уже не могли вырваться. Я отказался от любых попыток мести. Ибо нет причин. Я отказался от идеи о том, что со мной поступили несправедливо. Ибо я получил урок, ценность которого многократно превышала вложенные усилия. Я отказался от ревности, принимая неизбежное течение жизни во всём, что окружало меня. И я договорился с любовью, которой помог достойно завершить акт любви по отношению к Ане. Я старался, я сделал её лучше, много лучше окружающих. А теперь я её отпустил.
А сейчас я сижу в своей скорлупке, погружённый в невероятную меланхолию, равной которой у меня ещё не было и слушаю грустную музыку, зализываю ту громадную рану, что осталась во мне, стараясь изложить всё то, что я чувствовал и чувствую, видя в этом своё спасение. Я всё ещё испытываю много чувств, которые раньше показались бы мне слишком сильными, а сейчас лишь напоминают о том потопе, что настиг меня этим днём. И я благодарен за всё, что было.
В самом деле, я подтвердил на практике множество тезисов, которые были известны мне, я сформулировал и проверил множество теорий, но самое главное: Я ощутил новую гамму чувств, я испытал любовь, я создал нечто прекрасное. И этот опыт бесценен. Всё что будет дальше, будет куда суше и циничнее. Боль не убила меня и я ощущаю, как становлюсь сильнее. Груз ответственности спал с меня и теперь я смогу завершить всё то, что ждало моего внимания. А так же восстановить вся то, что потерял. И найти много нового.
И даже понимая, сколь тривиально то, что я испытал, я вынужден сказать, что это было самое трагичное из всего, что я когда-либо испытывал.
Я много о чём жалею, но жалеть бессмысленно, всё уже свершилось. Я бы хотел быть мягче, демонстрировать всё то, что я чувствовал, но не сложилось. Моя ошибка. Но что действительно ужасно, так это то, что я так и не узнал её истории. Того, с чего всё началось. Я так и не смог понять её, а она не поняла меня. Мы разъехались на разных поездах. А кто-то всего-лишь хотел любить и быть любимым. Какая жалость.
Всем спасибо за внимание. Ну и в точности как с началом, в конце я хотел бы поставить невразумительную фразу, которая ровным счётом ничего не значит: «Куда уходят шлюхи?»
И конечно же я не могу обойтись без музыки. Думаю, все мои чувства сейчас, по прошествии времени, лучше всего отражает "Fluer – Человечность"."
