| >> |
No.1185500
> Перестать играть в игры сутками, ложиться спать под утро, чатиться в инети. Как стать человеком? А не овощем в 4 стенной коробке. Скиннер говорил, что свободы воли нет, но самодетерминизм – есть, и являет собой просто хорошие привычки, паттерны поведения, которые позволяют не быть жалким рабом внешних стимулов и других привычек, а напротив – меняться в мелочах, сохраняя постоянство долговременных целей и терминальных ценностей (для начала, просто "не быть несчастным"). Также он говорил, что привычки само-детерминизма не могут быть созданы ex nihilo, их тоже даёт среда; если миллионы лет отбора или десятки лет социального научения тебя не прошили так, чтобы ты откладывал зефирку в 10 лет, игры-комиксы-двачи в 15 и пенсионные накопления в 25 – то ты не вытащишь себя за волосы из болота своих обстоятельств. Я во всём этом я с ним согласен, строго говоря это единственная логически стройная модель. Остаётся один вопрос: если мы думаем об этом, если способны понимать, продумывать правильные цепочки действий и время от времени делать отдельные шаги, можем ли мы быть безнадёжны? Мы – просто мыслящий тростник, созерцающий свою историю, или всё же люди, которые обладают нужными системами контроля, лишь неактивными и ждущими какого-то пускового стимула? Я думаю, что верно последнее. Плохие новости состоят в том, что порог включения эффективного самоконтроля у хиккана может находиться выше, чем точка разрушения этого хиккана давлением внешней среды. Например, какой-нибудь опыт встречи со смертью мог бы пробить его инерцию, поднять его над затхлой спиралью одинаковых дней. Но, скорее всего, дело кончится реанимацией, нейролептиками, скучной серой жизнью шуганого русского инвалида: закрытые окна, спёртый воздух, пыльный монитор, привычные сайты. Или просто чёрным забвением. Это как быть глубоководной рыбой с человеческим метаболизмом витамина D: она могла бы его синтезировать, поднявшись к поверхности, но разорвётся там, подобно воздушному шарику. Таким образом, перед рыбой стоит какая-то инженерная задача, на выбор: либо а) повысить свою прочность в условиях, содержащих профиты, либо б) научиться получать оные профиты в той среде, где она может жить (например, многократно повысив чувствительность к УФ), либо в) перенести к себе сам источник профитов (отражатель с поверхности?), либо г) найти совсем другой источник (жрать рыбок с печенью, богатой D, и таблетки-витаминки). Надеюсь, метафора понятна. Полезна ли она будет – не знаю. Раз уж получается длиннопост, то вставлю кусочек дневника. Может, дело в недосыпе, или в отравлении моего организма и мозга, или ещё в какой физиологической пошлости из множества доступных, либо просто-напросто в том, что я отвык быть на улице днём в эти вновь солнечные летние деньки; но я ощутил себя почти ребёнком, смотрящим на целый мир ярких, удивительных и своевольно-глубоких, иногда опасных игрушек, данных мне неведомой внешней силой. Травинки, ягоды, деревца, жуки, кошки, люди, машины, здания, небо, солнце, спрятавшиеся звёзды. Лес повторяется в каждом запущенном газоне, фрактальные пещеры видятся в пористом кирпиче. Реальный мир утверждает своё существование настоятельно, как самый плотный сон – и несравнимо с жалкими жидкими мороками экранов. Пожалуй, единственный смысл смотреть в экран – это надежда прикоснуться к чужому сну. Или чужому видению, во всяком случае. Когда-то я это полюбил, и потому читал книги и слушал музыку. Потом я привык забываться, и перешёл на фильмы, аниме, комиксы, мангу. Стал сводить себя к машинке, реагирующей на предельно дистиллированные, стилизованные символы в самых эфемерных мирах – повторяющиеся тропы в чёрно-белой решётке японского душевного общепита. Как меня угораздило? Неужели такова для меня была цена продолжать жить?…И всё же я думаю, что причина вовсе не в этих глупостях. Просто ребёнок ещё живёт в мире, где существуют кошмар и смерть. Поначалу лишь украдкой, догадкой, без слов; потом без отваги сказать это прямо, себе, а не другим; но уже очень рано я понял кошмар конечности, своей и чужой, и трагедию расставаний, и непрочность всего сущего. И надеялся уговорить Бога, в которого тогда верил, сделать это всё как-то получше.Постиндустриальный взрослый, или скорее переросток-юнец, которым я оказался, отворачивается от бездны. Он живёт повторяющимися циклами, надёжными в своей безысходности, движется по усыпляюще-гладким, регулярным кругам. И он засыпает, погружается в грёзу, где циклов может быть бесконечно много. Начинает вести себя как бессмертный. Мыслить как автомат. И машинерия вокруг него со свистом раскручивается, сливая все черты мира в серую стену.Нужно помнить про конечность жизни и каждого мгновения, чтобы вцепиться в ткань времени. Чтобы дотянуться до настоящего.И вот я иду и смотрю с улыбкой на солнце, косолапящий 28-летний подросток с полным боли животом и кучей тёмных артефактов на съёжившемся зрительном поле. Я искал не утерянного детства. Я искал свой страх. Свою интересную Вселенную, оборачивающуюся то целым океаном ярких игрушек, то безжалостным тёмным лесом. Я искал выход из убогого супермаркета переживаний в мир, который стоит моего страха и любви.
|
