Из солнечных пятен Воронежа в асфальтовую пыль автострад.
Складками бесконечно длинного веера зачастила череда автомобильных дверей - черных, красных, белых, дверей грузовых кабин, легковых, буханок, газелек, мокрых от тумана и дождя, горячих от жары - в памяти до сих раздается звук хлопков, с которыми они закрывались. Долгая-долгая хоровая партия, дорожная симфония номер 17, мажор.
Август и солнце. Солнце везде - смотрит из щелочек глаз полуденных кошек, веет горячим ветром из глубин полинялых полей, остается навсегда в ленивой походке прохожего, от которого уносит на скорости вод Леты, и выглядывает за новым перекрестком уже солнечным зайчиком из окна кафе.
Нестись на колеснице Гелиоса, обозревая с высоты голубых содроганий и нежно фиолетовых преломлений, как твердое становится паром, как незыблемое тонет в искажениях и пропадает, как фиксированные элементы стабильных систем превращаются в облака.
Начало осени. Открываются глаза Будды. Великое счастье в храбрости без упрека и страха, глубокое горе в подозрении ошибки и ловушки.
Свобода это призрачный вкус меда на полыни и странный блик в глубине зрачка, это способность проживать три тысячи жизней в одну секунду не сходя с места. Свобода это ветер, но не ветер снаружи, а глубинное проживание квинтэссенции стихии, дружба на крови, родство на узнавании одних и тех же элементов в своей и иной композиции.
Ветер кружит ураганом карт колоду вокруг недвижно стоящего в бездне - костры и красные блики на лицах, улыбки друзей-незнакомцев, елей макушки, опушки в цветах, бензоколонки, трубы заводов, пластмассовые столики с салфетками и горчицей, разговор по душам, беседа в неловкости, бегство, радушный прием, границы, повороты, городские окраины, лихие виражи судьбы, рассветы бьющие в угол зрачка, лица, слова, зданий фасады, мусорные свалки, горные кряжи - слитное единое существо, многоглавое, многообразное.
Эпоха.
И я.
Стою лицом к лицу за пределами слов.
Проснулась из сна и вдруг поняла, что был он на самом деле.
Чудно как.