| >> |
No.1179642
Смерть также необходимо изобрести заново. Умереть по человечески вместе с ворохом отживших аффектаций, анестезирующих полудрём и гипнотических всполохов более не пленяющих очарований, не выйдет. Через игольное ушко тотального очищения не пролезает агонизирующая плоть болотных миражей. Получилось хрестоматийно - на определенном этапе так называемого "жизненного пути" прежде легкая, танцующая тень обернулась химероидным Вторым, прошлым Тобой. Явственным и явленным, с накопившимися счетами, серьезными упреками, справедливыми обвинениями. Откреститься от греха, откреститься от "себя", откреститься от сцены и сюжета, в ответ на эвокирующие(понятно, что не в оккультном смысле) обвинения ничего не сказать, встать и уйти. Нечего поить фантазмы кровью, когда ее и так уже почти не осталось. В конце концов - и "виновна" и "невиновна" лишь позы, дремотный галлюциноз, возникающий вместо боли осознания. То ли доигралась, то ли так и было, но мысль - клейкая, тугоподвижная структура. Из невозможнности осмысления, из ситуации потери доверия к когнитивной и распознавательной способностям, пока вижу один, предпочтительный другим, исход. Замереть, отвергая любое понимание, любую симпатичную и не симпатичную оптику, и таким образом не вовлечься в спровоцированное недопонятыми стимулами движение, сохранить возможность... непонятно чего.
"Тот, кто знает о Terra Foliata, может забросить книги, и кто не знает Terra Foliata, никогда не научится читать."
Как говорили древние - "хули делать, если Логоса-то нет". Смутные интуиции, жуткие сны, реальность, которая колет и жжет - этого слишком мало, это, кажется, вообще ничто. Не важно, что внутри, не важно, что снаружи - единственное значение имеет лишь талант оператора, пусть самый убогий, но пре-творяющий материю в форму, пре-творяющий эфемерную нежизнь в оживляющую коммуникацию с отсутствующим Иным. И если совершить самоубийство тела трудно, памятуя о возможности ухудшения ситуации, то другой суицид не так вопиюще очевиден. У Евгения Всеволодовича Головина встречается пассаж о том, что эллины и египтяне полагали монотонный, механический труд самым ужасающим делом жизни, убивающим субтильное тело души.
Смерть также необходимо изобрести заново. Умереть по человечески вместе с ворохом отживших аффектаций, анестезирующих полудрём и гипнотических всполохов более не пленяющих очарований, не выйдет. Через игольное ушко тотального очищения не пролезает агонизирующая плоть болотных миражей. Получилось хрестоматийно - на определенном этапе так называемого "жизненного пути" прежде легкая, танцующая тень обернулась химероидным Вторым, прошлым Тобой. Явственным и явленным, с накопившимися счетами, серьезными упреками, справедливыми обвинениями. Откреститься от греха, откреститься от "себя", откреститься от сцены и сюжета, в ответ на эвокирующие(понятно, что не в оккультном смысле) обвинения ничего не сказать, встать и уйти. Нечего поить фантазмы кровью, когда ее и так уже почти не осталось. В конце концов - и "виновна" и "невиновна" лишь позы, дремотный галлюциноз, возникающий вместо боли осознания. То ли доигралась, то ли так и было, но мысль - клейкая, тугоподвижная структура. Из невозможнности осмысления, из ситуации потери доверия к когнитивной и распознавательной способностям, пока вижу один, предпочтительный другим, исход. Замереть, отвергая любое понимание, любую симпатичную и не симпатичную оптику, и таким образом не вовлечься в спровоцированное недопонятыми стимулами движение, сохранить возможность... непонятно чего.
"Тот, кто знает о Terra Foliata, может забросить книги, и кто не знает Terra Foliata, никогда не научится читать."
Как говорили древние - "хули делать, если Логоса-то нет". Смутные интуиции, жуткие сны, реальность, которая колет и жжет - этого слишком мало, это, кажется, вообще ничто. Не важно, что внутри, не важно, что снаружи - единственное значение имеет лишь талант оператора, пусть самый убогий, но пре-творяющий материю в форму, пре-творяющий эфемерную нежизнь в оживляющую коммуникацию с отсутствующим Иным. И если совершить самоубийство тела трудно, памятуя о возможности ухудшения ситуации, то другой суицид не так вопиюще очевиден. У Евгения Всеволодовича Головина встречается пассаж о том, что эллины и египтяне полагали монотонный, механический труд самым ужасающим делом жизни, убивающим субтильное тело души. И когда становится очевидным медленный ток родовой крови, когда вянет мысль и замирает колесница - пейзаж вокруг непременно принимает очертания кассы сетевого супермаркета, что пока еще только виднеется на горизонте. Многое предопределено. И ответные жесты тоже, так что срывающееся с губ ехидствующее "восхитительно!" - не более чем ироническая поза, оттенок реакции принадлежащий миру сему, а следовательно - еще одна разновидность болеотбирающего, которого у отнюдь не жестокой реальности в избытке. Тот, кто может - тот живет, а для остальных - убаюкивающий гипноз, бытийная боль, скрывающая боль иную, как пластырь. ...И открыть бы дверь, и уйти бы от всего этого, но уход не отличается ни от входа, ни от бега, ни от прыжка, ни от сидения на месте. Смерть - вот что действительно стоило бы изобрести заново.
|