Читал вот о восстаниях крестьян после Великого голода. А потом утомился, ушёл читать стихи. И сразу же:
застилает туман пролетает жулан одинокий ла-манш синеокий
одинокий туман одинокий вийон и в тумане париж одинокий
кто стоит над водой то не ангел святой то стирает белье потаскуха
и марает белье и кусает ее голубая фламандская муха
пьет из лужи аббат некрасив и горбат он такой же внутри как снаружи
он увидеть понурую женщину рад и спросить о повешенном муже
это все клевета отвечает жена его плоть исклевали вороны
даже правда теперь никому не нужна если смерть это прихоть короны
словно лилии гуси плывут по реке и смеются в лесу душегубы
что сказал бы вийон на своем языке отерев после трапезы губы
что сказал бы вийон одинокий вийон это знает париж задымленный
юрисдикцией неба поэт обведен и горит его дух воспаленный
подворотен школяр он познал до глубин непростое вращение судеб
даже в камере темной оставшись один он смеялся в глаза своих судий
растворенный в себе как изысканный яд и как будто себя не жалея
он бежит из парижа и все говорят что он выбрал дорогу злодея
но куда бы ни шел непременно сквозит из окна местечковая скука
надоело вино а в борделях разит тишиною и запахом лука
застилает туман как пирог наслоен одинокий ла-манш синеокий
поднимает волну но не пишет вийон гениальный вийон одинокий
И всякий раз удивляюсь, как в этом мире всё взаимосвязано.
Сам же Франсуа Вийон пишет:
От жажды умираю над ручьем,
Смеюсь сквозь слезы и тружусь играя,
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне – страна моя родная.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышнее всех господ,
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Я скуп и расточителен во всем,
Я жду и ничего не ожидаю,
Я нищ, и я кичусь своим добром.
Трещит мороз – я вижу розы мая.
Долина слез мне радостнее рая.
Зажгут костер – и дрожь меня берет,
Мне сердце отогреет только лед.
Запомню шутку я и вдруг забуду,
И для меня презрение – почет,
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не вижу я , кто бродит под окном,
Но звезды в небе ясно различаю.
Я ночью бодр и засыпаю днем.
Я по земле с опаскою ступаю,
Не вехам, а туману доверяю.
Глухой меня услышит и поймет.
И для меня полыни горше мед.
Но как понять, где правда, где причуда?
И сколько истин? Потерял им счет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не знаю, что длиннее – час иль год,
Ручей иль море переходят вброд?
Из рая я уйду, в аду побуду.
Отчаянье мне веру придает.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
И я ему грустно улыбаюсь сквозь века.
