Мне не хватает тебя. Пиши больше, пиши каждый день, публикуй комментарии, мнения, мысли, сомнения, фото и рисунки - поток информации должен быть жирнее и гуще, иначе я зачахну без подпитки твоим сладостным интернет-присутствием.
Сёстры поражённые.
Ни тени сомнения.
Я там, где меня нет, где только пустые площади и степные травы готовятся принять на себя удар первых солнечных лучей.
Чем говорить с людьми, лучше возьми с полки пряник.
Я поражён твоей настойчивостью. Ты должен стать депутатом, смотрящим по области, вольным облачком над осенней листвой, тихой лужицей, хранящей память о чуде.
Никаких воспоминаний. Шуршат слова, но в них пусто. Солнце съедено молью.
Укрась свой рот штырями.
Так точно.
Я украл твою улыбку и выдумал тебе другую - убийственную, лишающую сна и сокровенного покоя. Возьми, этот стог сена тебе к лицу.
Знакомые изображения, распятия, иконы - расфасованы по полочкам, здесь нет чужого. Тайна тряпки и резиновой скамьи. Бери что хочешь - всё равно убьют, заманят под покровом ночи в гиблый шкаф, беги из города, беги - в сень лесов, в тишину трав, в разверстый рот стихийного бедствия.
Аппендикс обезображен пулями, таков итог Солнцестояния.
Я и ц з и с т st ii I 1 0 ggh sot Yn cCh ghr 8 - stop. .
Торжество лесов, тишина лесов, куплет басов, степь соловьёв, в ночи - звонко, в костре - жарко. Сумерки стихают на заре.
Топливо ночи есть наш сон, неведение на стойких ногах, шерстяное помешательство туземного царя и хтонической дочери.
Устами материнства глаголит туча.
В топи нашли бычка. Бычок матерился и вещал о благе, но так и не был кем-либо понят, а потому пошёл на мясо для всей общины. Стая любит есть.
С неба стая птиц упала,
в луже крылья распростала,
.
\
Говорить и действовать - на чужом языке, в чужом теле, с несвойственной себе крепостью воли пробираться сквозь дебри карнизов и крыш, туманностей и материй, а всё ради одной единственной капли спирта.
Настойка на крови. Шлагбаум согнулся под тяжестью солнца. Туча утекла на запад, тормошить бюргеров чугунным звоном сковородок и шипением углей.
Реакция что надо. Получите-распишитесь. Я так и знал - вы любите фасоль. Отменное зелье. Да-да, я тоже состою в клубе. Как вы узнали? Всё просто. Надо пососать. Ларец откроется, а за ним - занавес. За занавесом грозовое небо. [публика боится] Артисты метают ножи в просветы между туч. [публика в восторге] Девушка поднимает подол своего платья и рожает от гопника. Роды принимает врач высшего пилотажа, дедушка от Б-га, честь и совесть нации... ребёнок падает в унитаз. [публика негодует] Я встаю с кресла и иду на подмостки, хватаю дирижёра за волосы и начинается фейерверк. [публика в напряжении] Двое силачей кидаются бананами в спящих на последнем ряду, пока роженица награждает минетами трубачей, окровавленное платье разорвано на груди, тушь течёт с её лица, старя его лет на десять, а то и двадцать. Мне не до этого. Огонь съел мой нос. [здесь должна быть точка] Дирижёр берётся за ружьё. Раздаётся выстрел. [теперь здесь ЕСТЬ точка]
История кончается на ферме, где выжившие из ума сектанты строили бункер для Окончательного Мессии. Огромный, золотистого цвета трон стоит на улице. Девочки танцуют вокруг него, срывая одним движением руки свои хлипкие платьица, не останавливая при этом лихой пляски.
Небо как потолок, оно покрывается трещинами-морщинами, последствиями негодования иных сфер.
[здесь должна быть новая точка]
[есть]
Пусти этот кораблик по вене, тебе нужен самокат.
Я хочу пуститься в плавание по вене. [и мне нужен самокат]
Писать о себе в третьем лице - дурная примета.
Хочешь - не смотрись в зеркало, хочешь - смотрись, теперь это твоя забава/забота.
Как девица, ей богу, которой так и не терпится...
Выскочить замуж? Выпрыгнуть из окна, раскинув руки? Быть распятой на фанерном колесе? Быть повешенной на фонарном столбе? Умереть от лихорадки в дивный час репарации? Испытать все прелести лечения лоботомией в отдельно взятой стране?
Стать поэтом или педерастом?
Долг мужчины в одном из двух.
Стены шаткие, стены хлипкие.
Куда меня везут?
Если в госпиталь-дурдом-здравницу-пивную, то я согласен, хоть и не хочу, как есть, как пить дать, в гроб хочу, и только.
Так везите меня на лошадях, растерзайте моё тело в овраге и сожгите его до полуночи, а прах утопите в вине, в дурной голове, в открытой черепной коробке-сортире, куда сливают всю душевную дрянь.
Прикрепили голодного ягнёнка к самосвалу. Так он и подох, без пищи и воды, никому не нужный, в пизду веков отброшенный, крохотный самаритянин, свежий негр вавилонской эры.
Все там будем.
Эссе или повесть о смерти - многомиллионные тиражи туалетной бумаги, шипастые розы у окна нагло скалятся, изумрудные капельки росы на лицах улиц, у них неписанный закон - не трогать раненных ни при каких обстоятельствах.
Шёл, запнулся, умер. Поместили в больницу, потом в гроб, потом в лёд. Поплевались. Забылись. Забыли.
И снова - [...].
Вповалку под сосной, пьют кровь друг у дружки
из малиновой кружки,
да как берёзовый сок,
без заминок.
Не скучай, я забальзамирован в игле, в стёклах, в янтаре,
меня ослепительное множество,
головокружительное множество,
как последний изъян сырого мяса,
я вылуплюсь из гнезда и скажу
пламенное слово "Привет"
птицам и цветам,
знамёнам и дворам,
кошкам и плащам,
сутенёрам и творцам,
коням и покупателям,
всем работодателям
и не только им.
Уснёшь - дёрни меня за палец. Засочится гной, посыпется зола,
ещё не поздно
узнать
каково течение рек,
каков бывает апрель под луной,
что осталось под ковром после моего
поспешного ухода в дивный край
капитуляций и обвалов.
Повседневный рай в шалаше при коммунизме-иеговизме, обмане и измене всех полюсов на острове Борнео.
Там твоя старая яхта горит, пылает всеми цветами радуги, сочится запахами и верой в крепкое, надёжное будущее, которое мы
обязательно добудем
из шахт, из сырых штолен
и командирских чресел
под чутким руководством Здравого Смысла.
Наблюдение за пехотой из-под прикроватного навеса одеял.
Синица в рукаве, при параде, на крыльце.
Всё свистит. Так оно и будет, как D. завещал.
Пойти войной и не вернуться,
уйти в закат и ae.
Внутри самолёта темно и пусто, как в глотке у сытой акулы.
Мой дивный окуляр был беспощадно пропит этим матросом с глазами гориллы. Таких в армию не берут, руководящих должностей им не дают, но...
Остаётся одна сигнальная ракета, пущенная прямо в цель,
в вавилонское око пустыни.
..
Их одеяния пахли серой, словно они вернулись из ада. Так и есть, усмешками не скрыть слёз, обугленные тапки затвердели смолою, пора возвращаться домой, нажать на курок и присытиться слишком широкими жестами. Заснуть. Обратиться в камень. Затем в глину. Затем в песок.
Стать тем, чем не сможет стать никто из ныне живущих
и уж точно не тот парень с глазами гориллы.
Вещий сон про нескончаемый пожар и агония мух.
Сны сбываются в полдень. В этом есть своя правда.
Полдень - время разлада.
Из распахнутых могил нам машут люди, они приветствуют освободителей, тех, кто лишит их мрака и невинности. Лишь с прошествием лет они почувствуют измену в наших сердцах и нарекут нас захватчиками и [...].
...пока не начался дождь. А потом было поздно. Укрыться негде, повсюду иней толстой коркой, подобно зеркалу - бессмысленному, ничего не отражающему зеркалу, не знающему пощады.