Очередной бросок костей. Шесть-пять. Неплохо, даже лучше чем ожидалось. Если подумать, то правильно ожидать комбинации с суммой шесть. Золотая середина. Один-один выпадает с той же вероятностью что и шесть-шесть. Замечательная симметрия... можно даже сказать - красивая. Да, в таких невидимых понятиях заключена совершенно особая красота. И каждый раз когда бросают кости - что-то рождается. Вероятность превращается в событие, полет костей - в покой выпавшей комбинации. Рождается что-то невидимое, прекрасное. Это как прыжок с парашютом, как сказанное вовремя "я тебя люблю", как боевой клич, после которого войска срываются в кровавое месиво. Величественное и прекрасное, но безумно простое по своей сути.

В бокале негромко треснул лед. Под потолком аккуратно отдыхали облака из сизого дыма.

А здесь замечателное освещение. Спокойное и умиротворяющее. Но в то же время теплое и родное. Моя самая любимая забегаловка - прибежище изношенной души, золотая возможность пропить пару гениальных мыслей и часов своей жизни. Саморазрушение. А какая к черту разница? Мышьяком тоже лечат. Сжечь несовершенство в несовершенстве. Клин клином, как говориться. И вот так и катишься куда-то к чертовой матери. А дорога-то пыльная, да пыль в глаза летит. И не видно ничего - куда поворачивать? Вот и прешь наугад. И кидаешь эти чертовы кости. Выкинул шестерки - направо. Не повезло - налево. А еще заносит то как - порой кажется, что назад едешь.

А потом учишься выбрасывать то, что тебе нужно. Как? И не спрашивайте. Удаче можно научится и сложно научить. Это личный выбор каждого. Но даже это всего лишь шаг на огромной дистанции. Потом защитил глаза от пыли - теперь не льются слезы, но пыль так же клубится вокруг тебя, то пугая, то удивляя. Теперь она въедается тебе не в глаза, а напрямую в воображение, в твои сны. Теперь тебе удивляются, но ты до сих пор не знаешь что за поворотом.

Легкое движение рукой и всевидящий бармен исполняет желание.

А знаешь, что самое страшное? Сомнения. И так же страшно их отсутсвие. Да что я, все гораздо хуже - страшен сам факт возможности сомневаться. Не сомневаешься - прешь как осел. Пока не вдарит жизнь с размаху в табло - не остановишься. И это еще если повезет, а не вдарит - так и останешься дураком на всю жизнь. Страшно на таких людей смотреть - они как скульптуры обделенного талантом художника - крепки и безобразны. А я? Лучше? Слишком умен чтобы хоть во что-то верить. Все чего коснется пытливый разум - все покрывается плесенью сомнений. И нет никакой золотой середины. Так и пляшем между двумя злыми кострами. Незнание затягивает. Знание тоже. Фатализм в стиле мотылька летящего на свет.

Наполовину пуст или наполовину полон?

А вот костям все равно - шесть-пять, четыре-один. С каждым броском рождается что-то новое. Игра. Игру отрицать невозможно - все что мы делаем - либо плывем по течению, либо играем. В свои игры, но приемущественно в чужие. Игра есть игра. Она не требует оправдания, она самодостаточна. Она просто есть. Бюрократия не требует оправдания. Политика, наука, даже религия - все они не нуждаются в оправдании. Потому что всё суть игры. Только Истине плевать на игры, как Игре плевать на истины. Поэтому все так сложно под солнцем. А в некотором смысле - очаровательно просто устроено.

Пожалуй на сегодня хватит...

Все же Бог играет в кости. И человек жив, пока играет. Пока остается игроком, а не игрушкой. Пока есть выигрыши и проигрыши, а не всепоглощающая закономерность. Когда это исчезает - погибаешь, как утопленника тебя уносит по течению реки, тебя уносит все дальше и сильнее, река превращается в великий Стикс и ты уже ничего не помнишь. И те кто осмеляться тебя спасти рискуют пропасть вместе с тобой. Вся наша жизнь игра. И не каждый встречный - актер. Пока ты играешь - у тебя в душе постоянно кто-то выбрасывает то шесть-пять, то два-три, то еще что-то. И каждый раз рождается что-то прекрасное. Такое же прекрасное как вдох и выдох. И уже не так страшно на полной скорости влететь в поворот, под феерверки разбуженной придорожной пыли, удивляя азартной улыбкой первопроходца.

Но как же отвратительно много людей дышат еле-еле, чуть заметно, искренне боясь вздохнуть всей грудью и оторвать взгляд от земли.

В уютом заведении для изношенных душ стало на одного человека меньше.