Я принялся искать в сумке блокнот, и параллельно с тем попытался переместить мысли от головастиков куда-то, скажем, к вопросу вечности и души. Душа, понял я, является тем единственным, что по умолчанию раньше было у всех людей, это как бы доисторический аналог базовых прав человека. У животных же, вроде бы, нет души в полном значении слова?... Хотя вот F4 говорил, что это просто экологи недостаточно хорошо лоббируют по религиозной линии… Ну, допустим, всё же нет, допустим, только у человека есть – а почему? Видимо, для того, чтобы вызвать у жестокого человека милосердие к беззащитному. Нельзя убивать, нельзя бить, насиловать и грабить, ибо в нём тоже есть душа. Недаром она всегда будто бы дружит с совестью. Но сейчас ведь у всех эти базовые права есть, и нужда в душе вроде бы отпадает. Потому настоящая религия может сохраняться только в наименее развитых странах, где права человека в диковинку, и пока не вызывают доверия правительства и народной поддержки.
«Души нет», - наспех накорябал я. – «Но нет и базовых прав человека. Есть только веяние времени по массовому сознанию».
Это мне понравилось: я, кажется, взял курс на дзенское отрицалово. Раньше мне приходилось пару недель штудировать ранние работы белого, чтобы понять, в какую сторону дальше гнуть его линию. С Пелевиным всё вышло проще: я его чуть ли не всего перечитал в перерывах от работы, и, как мне казалось,
научился чувствовать.
«Содержимое человеческой головы подобно бульону» - написал я. – «В этом бульоне, как ломтики овощей и мяса, плавают мысли, мечты, страхи, память, эмоции и прочие ингредиенты. Под действием тепла, они то всплывают на поверхность, то ныряют ко дну. Тело – это кастрюля, а тот момент, который мы воспринимаем как «Я» - это когда ложка помешивает супчик. Причём помешивает ложка его только периодически, и большую часть времени никакого «Я» не существует. Спасать что-либо в этой конструкции бесполезно. Бульон всё равно готовят для съедения, а даже если никто не съест – он протухнет. Кастрюля рано или поздно заржавеет или пригорит. Насчёт ложки вообще нет никакой ясности – одна она или их множество, из чего сделана, кто ею владеет и орудует, и есть ли у него кулинарное образование. Вполне может быть, что ложки вообще нет».
- А ты в буддизме шаришь, Мормышкин?
- Ну так. Читал кое-что.
- И какое твоё мнение?
- Лажа.
- Как это лажа? Жизнь есть сансара, сансара есть страдание. Ты что, не страдаешь?
- Страдаю. Но я не до конца понимаю, почему это является такой страшной проблемой. Мне же не бьют по голове каждую минуту. Просто иногда мрачно, иногда тоскливо… Но я могу с женой побыть, могу вот в баре выпить…
- А в долгосрочной перспективе как? Насчёт смерти не думал?
- В долгосрочной перспективе я планирую стать другом своему сыну. Это, мне кажется, стоит того, чтобы потерпеть всё остальное. И это сильнее смерти.
Я закурил, пустил пару колечек и сделал большой глоток из кружки.
- Ладно. Давай абстрагируемся. Представь, что жизнь подобна поездке на несущемся с огромной скоростью горящем автобусе, все пассажиры которого пребывают в полукоматозном состоянии от угарного газа, а водитель сошёл с ума и вооружён. Теоретически, где-то в салоне, пока угарный газ не доканает и тебя, ты можешь найти разные предметы, которые могут помочь спастись. Можно найти противогаз, огнетушитель и инструкцию по борьбе с возгоранием в общественном транспорте – и потушить пожар. Можно найти молоток для выбивания стёкол, мануал по прыжкам с небольшой высоты на высокой скорости и счастливый талисман – и эвакуироваться через окно. А можно найти пистолет, книжку правил дорожного движения и запасной ключ от автобуса, застрелить водителя, занять его место и остановиться на обочине дороги. Но вот спариваться с какой-то бессознательной гражданкой и порождать в этом рейсе ещё одного пассажира – это, по-моему, идиотизм…
Мормышкин крепко задумался. Я думал, мой аргумент поверг его в замешательство, и он пытается решить, что делать с пониманием того, что он неправильно живёт. Но, оказалось, его не так просто вывести из равновесия.
- Херня это всё, - сообщил он, подытоживая свои размышления. – Если там все уже так капитально надышались, что валяются без сознания – то пожар одним огнетушителем не потушишь, нужна целая пожарная бригада. Что же касается прыжков из окна – нету в природе такого магического амулета, полюбому убьёшься. А водителя теоретически ты замочить можешь, и, наверное, можешь даже на его место сесть. Только если ты остановишься – тебя сразу менты повяжут за убийство и за вождение горящего автобуса без надлежащих документов. Поэтому ты будешь ехать дальше, постепенно тебя совесть замучает, и крыша поедет. И ты уже сам будешь этим сумасшедшим вооружённым мужиком за рулём.
Надо признать, его простая материалистическая логика на мгновение поставила меня в тупик.
- Не, Кирилл. Ты, конечно, по делу сказал, но это же метафорический автобус, и огонь там, и талисман, и безумный водитель – всё метафора. Подгонять их под реализм нецелесообразно.
- Метафора? Ну хорошо. Вот тебе моя метафора. Жизнь – это не горящий автобус. Это американские горки. Или русские, как угодно. В детстве ты на них едешь, чтобы было весело. Потом едешь с девушкой, потому что это трогательно и романтично. А потом едешь с женой и сыном, потому что отдыхаешь с семьёй. Но вот если тебе, скажем, сорок, и ты едешь на этом аттракционе в одиночку – ты просто великовозрастный чудик. Вот и вся тебе метафора.
- Да, но горит же!...
- И ничего там не горит. Просто горки то вниз, то вверх. Но это так и задумывалось. И от этого вполне можно ловить кайф. Если, конечно, ты не великовозрастный чудик, которого укачало и подташнивает – ну да, тогда начинает мерещиться автобус, пожар, и сумасшедший водитель. Но достаточно просто сблевануть в сторону, и всё пройдёт. Ничего действительно страшного ни с кем не случится, все пристёгнуты, механизм автоматический.
- А смерть?
- Ну просто накатался и слезаешь.
- И что дальше?
- Откуда же я знаю. Можно ещё раз на горки. Или на бамперной машинке пойти кататься. Или в тир. А можно, если хочется, уйти из парка аттракционов. Там видно будет, а сейчас какая разница? Раз оказался на горках – оттянись на них от души.
- Помню, как-то раз пыталась понять, в чём состоит мировая политика, - сказала Наташа. – Полистала новости, почитала об истории немного… Что касается истории – то там ещё что-то можно разобрать. Но когда говорят о том, что происходит сейчас – ты как будто попадаешь в зону поражения информационного оружия, куда-то на психическую линию фронта. С одной стороны летит шрапнель и шпуляют из лазеров, а в другую нельзя – радиация…
- Я вот предполагаю, что с какой-то стороны этого фронта могут находиться некие абстрактные «свои».
- Да с обеих сторон вроде свои. Только если на стрельбу пойдёшь – тебя, скорей всего, по дороге пристрелят, а если и доберёшься, то самого за лазер или гранатомёт посадят, и будешь по другим шпулять. А в сторону излучения пойдёшь – превратишься в мутанта и врастёшь в гигантскую токсичную жиромассу.
- И как же ты это решаешь?
- Очень просто: я в этом не участвую. Мозги целее будут.
- А как же гражданский долг? Тебе же не наплевать на место и время, в котором ты оказалась?
Наташа засмеялась.
- Серьёзный писатель такой серьёзный! – сквозь смех произнесла она.
- Не стоит недооценивать серьёзных писателей, - возразил я.
- Ну, если ты по-честному хочешь… Нет, мне не наплевать. У меня просто здесь и сейчас другое. Я нахожусь в зоомагазине, у себя на работе, сейчас полседьмого, через полтора часа я тут всё закрою, и мы пойдём к тебе. А ты находишься в двадцать первом веке, в одной из великих мировых держав. Потому у нас и отличается понятие о «наплевать». Для тебя важно каких-нибудь глобальных аналитиков почитать и долго об этом думать. Для меня важно с тобой посидеть. Я тут на флешке музыки собрала и фильм посмотреть…
Мне стало неловко: я действительно пару дней просидел за глобальными аналитиками и ничего особого на вечер не подготовил. Пока Наташа всё выключала и закрывала, я сходил в ближайший магазин, где приобрёл пару бутылок вина и мешок фруктов.
За ужином она случайно прочла мой фрагмент о русалках, висевший на холодильнике под магнитиком (…ундину, несомненно, выдумал некий древний мой предшественник, оказавшийся не в силах передать запах от репродуктивного органа женщины никак иначе, кроме как изобразив её ниже пояса рыбой…), и мы поцапались. Я сказал, что не про неё, а она спросила, про кого же тогда. Я ответил, что это вообще в целом, просто такая абстрактная мысль, на что Наташа резонно возразила, что я, наверное, не просто так повесил её на холодильник. В её мире абстрактным идеям не было места – он состоял из конкретных соображений.
Пару часов спустя мы ходили за добавкой вина. Я сказал, что рыбья половина, сочетая в себе неприступность с некоторой очаровательностью, должна казаться привлекательным апгрейдом феминисткам вроде неё. Наташа осторожно, неуверенно улыбнулась. Когда на обратном пути накрапывание переросло в настоящий дождь, и я раскрыл зонтик, она прижалась ко мне и взяла под руку.
Размышляя над уровнем дозволенности совершаемых мной действий, я обратился к записям товарищей по ложе. Выяснилось, что мои коллеги из деревянного клуба в кратчайшие сроки сильно продвинулись в изысканиях. Было накоплено больше полусотни артефактов, изучены десятки аномалий, обнаружены взаимосвязи, выстроены схемы и таблицы, часть удалось даже соединить в осмысленные ряды. В отделе информации, доступной к пользованию рядовыми членами клуба, я наткнулся на парочку занятных фрагментов. В трактате «бабство» сообщалось:
Женщины мастерски используют силу дивана (divine force), заманивая мужчину в ловушку. Если поддаться этой силе, женщина подчиняет мужчину своей воле и трансформируется в следующую свою онтологическую стадию – кровососущее бляде (bloodsucking blade). Действия попавшего в такую ситуацию мужчины зависят от его уровня обдолбанности (high level). Он может сдаться подавляющей мощи бюста (mighty boost) и перейти к состоянию «да на те деньги» (donate money), а может попытаться обрести тайное счастье с другой женщиной – но это верный путь в инфернальный блядеон (infernal bludgeon). В любом случае, несчастный обречён на ложь, бесконечные поклоны в гриме (grim bow) и, в перспективе – переход к состоянию «рваная елда» (elder tear) с характерной недееспособностью в отношении жизни. Чтобы не попасть в такую западню, необходимо стать Великим Мастером Скепсиса (grandmaster scepter).
Или вот, например, что я узнал из трактата «противостояне»:
Борьба начинается с того, что банда мучеников (martyr band) запускает серебряную утреннюю звезду (silver morning star), создавая слепящий курс (blinding curse). Поначалу эта траектория служит целям добра, изобретается некий суверенный инструмент (sovereign tool), который должен изменить мир к лучшему. Но рано или поздно путь покрывается цепью писем (chain mail), и по нему начинают незамеченными перемещаться разные негодяи. По учению наносится несколько липовых ударов (leap strike), суверенный инструмент по массовым заявкам в рамках всё того же слепящего курса заменяется на крест битвы (battle crest). По курсу движутся уже поезда бандитов (mob train), на добро и улучшения кладётся железный болт (iron bolt), а ослеплённых последователей за кровавые талоны (blood talon) кормят военным батоном (war baton) и упаковками слизи (goo pack) с целью открутить у них лицо (face roll). Вся эта система, утопая в крови и лжи, медленно стекает в бесконечную клоаку (eternal cloak) до
момента появления иного слепящего курса. Избежать участия в этом процессе можно, если ты рубишь фишку (ruby fish) и готов стать Партизаном Духа (spirit partisan). Такой человек обретает способность видеть мир через глаз смотрящего (eye of the beholder) и, таким образом, попадает в древнее поле Арм (ancient polearm).
***
http://s000.tinyupload.com/?file_id=33185696571239050273