>>951088 Но коллега, давайте смотреть глубже.
Прежде всего, следует обратить внимание на число персонажей: их четыре! Мы знаем, что числа 2, 3, 7, 9, 10, 12, 13 - очень распространены в человеческой культуре и допускают множество толкований.
Но число 4, когда относится к персонификациям, ассоциируется только с четырьмя евангелистами или четырьмя всадниками апокалипсиса.
Лично я довольно четко вижу прямую отсылку к откровению Иоанна Богослова.
"И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырёх животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить" - и вот мы видим белоногого ослика, с ушами-короной, гордо выступающего впереди, открывающего путь всей четверке. И не случайно выбран именно ослик: только он обладает столь пронзительным "громовым" голосом среди непарнокопытных! Сам выбор именно "лошади, говорящей громовым голосом" - ослика, уже говорит о правильности взятого мною направления.
"И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч." - и вот появляется суслик. Суслик в той позе, в которую суслики встают, когда вглядываются, осматривают окрестности. Суслик как бы говорит "иди и смотри". Сам суслик живет в земле - он повелитель ее и ему дано взять мир с нее. А его резцы символизируют тот самый широкий меч (broadsword).
"И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей. И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай." - и вот появляется тёмно-синий, почти черный на фоне окружающих цветов и черный в реальности паукан. Он идет, выставив руку вперед, как купец с мерою, и жадность написана на его лице и довольство, и будет он продавать "хиникс пшеницы за динарий".
""И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными."* - и вот появляется кот, цвета бледного, серого истлевшего савана смерти. Он выступает особняком, потому что за ним уже нет ничего. Ибо он есть конец! Единственный хищник среди всех четверых, способный умерщвлять мечом, убивать быстро или играясь, в отличие от медленно умервщляющего паукана. А за мокренькой кисонькой кадр рвется, намекая, что за ней следует что-то невообразимое и страшное, то, что невозможно представить и изобразить - ад! Особо стоит обратить внимание, что кисонька мокренькая от рек крови, что будут пролиты при ее появлении.
В первом же куплете мы видим, как в мирный, ничего не подозревающий мир вступают четыре всадника апокалипсиса, как неумолимо и неотвратимо они приближаются к зрителю по единственной дороге к спасению. Во втором куплете описан уже сам апокалипсис: кровавый дождь идет не переставая, путей к спасению уже нет, и четыре всадника апокалипсиса танцуют под этим дождем, сея хаос и разрушение вокруг себя. Так продолжается вплоть до появления мокренькой кисоньки - четвертого всадника, имя которому Смерть. После этого всё затихает. Появляется вставка, не имеющая отношения к действию. Шмели. Жирные, вьющиеся шмели символизируют сонмы разжиревших мух, вьющихся над гекатомбами гниющих трупов. Всё. Не осталось более никого живого в этом мире. И кровавый дождь заканчивается. Ибо кончились те, из кого можно было пролить кровь. Летний день человечества превращается в полыхающий заревом пожарам закат. Кровь, пропитывавшая кисоньку на протяжении всего описанного кошмара, высыхает. Всадники, сделав свое дело, удаляются с опустошенной земли.
Завершает это видение явление Смерти-кисоньки, так и не сумевшей удовлетворить свою жажду, с тоской и вожделением глядящей на новые кровавые плоды, желающую снова собрать жатву людских жизней.
