Если не вспоминать секционный зал судмедэкспертизы на курсе судебной медицины в институте или сны после смертей близких, то, пожалуй, самое криповое со мной случилось, когда мне лет было... не помню сколько, помню, что школота был ещё.
Летом это было. С батей ездили в деревню в деду. Дед уже пару лет жил там один, после смерти бабушки. Побыли там пару недель, и вот настал день, когда мы собрались уезжать. Солнечный день, теплый. С утра встали, позавтракали. Батя куда-то из дома вышел. Дед спросил меня, когда мы собрались уходить. Я ответил, что сегодня. И он такой: "Я тоже". Дед немного контуженный был ещё с Войны, плохо слышал и хромал. Я, зная о том, что он иногда не совсем вразумительно общался, просто покивал и забыл. Вернулся батя, и мы с ним пошли попрощаться с роднёй. Пару часов проходили по деревне от дома к дому. Вернулись, деда в доме не оказалось. Батя начал собирать вещи, а мне сказал позвать деда, чтоб попрощаться. Я побежал в огород — там никого, добежал до сортира — пусто, в сарае — нет, в полисаднике — нет, и в бане. Несмотря на возможную бесполезность затеи из-за глухоты деда, я начал громко звать его. Встал посреди двора и ору. И тут только заметил, что дверь в конюшню открыта, а ведь там уже давно не было никакого скота, и дверь эта была заперта утром. Я пошёл внутрь. Сначала шло помещение, в котором раньше держали лошадей и коров, просторное светлое из-за того что одна стена была не совсем стена, а перегородка из широких досок с промежутками. Деда внутри не было. Но я увидел, что дверь, ведущая дальше в тёплое помещение, где держали молодняк или овец, тоже открыта. Я не любил туда заходить. Там всегда было темно и тесно, лампочки не было, лишь одно маленькое окошко, вечно заляпанное до полупрозрачности. Я заглянул туда и увидел, что дед был внутри. Он стоял спиной к двери, уставившись в дальний от меня угол. Свет из окна едва обозначал его силуэт. Я окликнул его, мне не хотелось заходить. Он не отреагировал. Я позвал ещё раз. Понял, что всё же придётся зайти. Подошёл ближе, свет из окна мешал больше, чем освещал. "Дед..." — прошептал я, не понимая на сколько это глупо говорить тише, если тебя не услышали, когда ты кричал. Я подергал его рукав. Он слегка покачнулся и немного отвернулся от меня. Я тихонько потянул рукав к себе. Дед качнулся и начал медленно разворачиваться. Только вот он не прихрамывал, как обычно, а поворачивался ровно и покачивался как-то неправильно. И вот тогда я и понял, что он не стоит там, а висит и уже безвозвратно мёртв.
