Деды, я вам почитать принес. Вот, пишет про дедов какой-то малец.
Я сидел на скамейке в парке и наблюдал за моднейшим человеком. Это был уже очень пожилой мужчина, может быть, семидесяти, может быть, ста семидесяти лет. Он ехал на старом скрипучем велосипеде «Урал» и напомнил мне собственного деда. Такой же седовласый щеголь: в сером пиджаке, синей рубашке и бейсболке с надписью Dubai. На ногах, само-собой, брюки и сандали с носками. Деды старой школы предпочитают надевать отглаженные брюки со стрелками для велосипедной езды.
Так сделал и моднейший человек, а чтобы злая цепь не оборвала портки снизу — приладил к штанинам по бельевой прищепке. Прямо точь в точь, как мой дед. Он тоже катался в брюках на велосипеде, точнее не катался — это мелокобуржуазная забава городских пижонов — а ездил по делам: ругаться к председателю совхоза, за деталью на механизированную тракторную станцию, в сельпо, чтобы купить «Ситро» внуку, то есть мне, и «Жигулевское» — себе.
Дед всегда ходил в пиджаках и брюках, даже когда работал на огороде. Не знаю, как насчет штанов, но пиджаков у него было три. Один — будничный, в его нагрудном кармане непременно лежала рулетка, складной ножик, отвертка и, конечно, синяя изолента. Летом, когда было особенно жарко, будничный пиджак надевался на майку или на голое тело. Был еще выходной пиджак, в него дед облачался по праздникам и в воскресение. Хоть он и считал себя коммунистом, но говорил, что работать в воскресенье — грех. И не работал, пусть и очень хотел: слонялся по дому, читал газеты и книги, изредка смотрел телевизор, плевался, ругался и выключал. «Какой-то собачий свист, тьфу! Показывают черте что.» — жаловался дед, зло кивая на адский ящик.
Имелся еще один пиджак — сакральный — с орденской планкой. Мне с детства нравился этот таинственный разноцветный прямоугольник. Я понятия не имел, что он обозначает, но видел с каким почтением дед поправлял его на своем парадном костюме. Однажды дед объяснил, что эти синие, желтые, красные и зеленые столбики, символизируют награды, которые хранятся в серванте, в большой фарфоровой супнице, вместе с пенсионным, ветеранским и деньгами «на смерть». Сакральный пиджак дед примерял строго раз в год — на 9 мая. В этот день он мог позволить себе как следует выпить и выходил в свет в своем моднейшем пиджаке с орденской планкой. В этом же пиджаке, с этой же планкой его и похоронили.
Я любил своего деда и теперь, когда вижу таких же седых велосипедистов, пусть и помоложе, вспоминаю о своем славном предке и об этом удивительном поколении суровых мужчин в моднейших будничных или выходных пиджаках, которые кололи орехи пальцами, скручивали козьи ножки и умели делать все.
Дед находил воду для рытья колодца при помощи лозы — двух согнутых под прямым углом кусочков антенны от радиоприемника, он шил обувь, разводил пчел, чинил трактора, умел принять роды у коровы, подковать лошадь и починить утюг. Причем он был такой не один: все его деревенские сверстники, вернувшиеся живыми с войны (а таковых, честно говоря, было не так уж и много) более-менее владели десятками ремесел. Из вышеприведенного списка я не умею делать вообще ничего. Это не чтобы плохо — просто нет соответствующих вызовов, другое время.
Мужчина на велосипеде «Урал» с прищепками на штанинах, в моднейшем, очевидно парадном, пиджаке медленно проскрипел мимо меня. На мгновение мне показалось, что от него пахло то ли «Шипром», то ли «Тройным». Я подумал, что мне тоже нужно завести три пиджака и «Шипр» и с этими мыслями побрел по Вавилону в сторону торгового центра.
