>>4225258 И я всех поздравляю с новым тредом! Это знаменательное событие в жизни камвхор! Я желаю всем счастья, процветания и саморазвития, ну и чтобы шишка стояла. Кедровая. В стакане. Кедровая шишка ещё никому не помешала, да и интерьер украшает.
Кстати, время уже давно за полночь, и поэтому пришло время пасты, но паста у нас сегодня необычная, потому слегка изменю рубрику: итак, приглашаю Вас, дамы и господа, meine Damen und Herren, на литературный вечер с Иваном Алексеевичем Глазом!
Было 4 часа утра, когда над Москвой начало свой ежедневный рутинный путь солнце, а его первые лучи робко заходили в окна людей, сладко нежащихся в своих постелях. Это был обычный майский денёк, каштаны начали цвести, казалось, что им невтерпёж было показать пирамидки своих белых непорочных цветков проходящим мимо зевакам, где-то на той стороне Москва-реки распускались вишни, и в скором времени их лёгкие розоватые лепестки будут подхвачены водами, чтобы быть унесёнными далеко-далеко...
А в это время в обычной однокомнатной квартире брежневского дома, число коих в столице и не счесть, жил Тимофей. Тимофей - тучный молодой человек, имевший неуловимое сходство с Евгением Леоновым, сидел перед монитором своего компьютера. Тимофей был мокрый, капли пота блестели на его лбу и щеках. Потел Тимофей не от необычной для этого времени года жары, вовсе нет, он потел от другой жары, горевшей в нём, пожиравшей его сердце, испещрённое холестериновыми отложениями. Он пылал огнём страсти к своему кумиру, фото которого он так пристально рассматривал уже несколько часов. Все его мысли были заняты Данилой Козловским, которого он называл ласково Даней, Данечкой, Данишей, Данилушкой.
Данила Козловский не был первым кумиром Тимофея. Его нездоровое влечение к мужчинам-актёрам началось в юношеские годы, когда молодой организм его катался на гормональных аттракционах. Тимофей никогда не знал причины, по которым его привлекали именно мужчины, возможно в этом был виноват его отец - сильный мужчина с волосатой грудью, который любил своего сына, носил на руках и часто целовал... А возможно виной этому был лёгкий гомосексуальный флирт, коим мальчики балуются в 12 лет. Так или иначе, Тимофей был, выражаясь языком эпохи Чайковского, "бугром". К вящему сожалению Тимофея, он в свои 25 лет ещё не испытал удовольствия содомского греха, который ему приходилось замещать грехом другим, грехом Онана.
В первый раз это произошло в театре. Тимофей занимался саморазвитием, и одним из пунктов было посещение театров. В тот роковой вечер в Табакерке шла постановка по мотивам "Мёртвых Душ", и вот тогда сквозь толстые линзы своих очков Тимофей увидел Чичикова, роль которого исполнял Сергей Безруков. Сергей, Серёженька, Серёжа своим шармом и обаянием взял в плен впечатлительного Тимофея. По окончании спектакля, который Тимофей смотрел не отрывая глаз со сцены, он побежал в уборную театра, где заперся в кабинке и отчаянно, исступлённо ласкал себя. Половины минуты хватило на то, чтобы сознание Тимофея взорвалось на миллионы осколков и собралось воедино, уже совсем другое, совсем новое, делая его другим человеком. Пути назад не было, здесь начиналось падение в глубокую дыру, конца которой не видать.
Тимофей помешался на Безрукове и его многочисленных образах, в которые он с такой лёгкостью перевоплощался в театре и кино. Тимофей долгими ночами елозил в своей кровати: вот он едет в одной машине с Сашей Белым, а тут он вдыхает аромат кудрей Есенина, а здесь он целует измождённое тело Иешуа... Эта любовь, как и всякое первое чувство, было ярким, и потому сгорело быстро и без остатка. В какой-то момент, когда Безруков играл в продолжении классического советского новогоднего фильма, Тимофей понял, что он уже не любит Безрукова. Хотя он знал, что эта любовь запомнится навсегда, таких чувств к Серёже он уже никогда не испытает...
Тимофей сменил много кумиров с тех самых пор: был и мальчик Головин, и пожилой Гусев, и перекачанный Пореченков... Тимофей не отличался красивой внешностью и коммуникабельностью, у него не было друзей, с которыми он мог бы провести время вместе и поделиться своими проблемами, своими чувствами, и потому с каждый днём и с каждой новой односторонней любовью он запирался в себе. Его кидало из огня в лёд, моменты безграничного счастья чередовались с падениями в бездну безвыходного отчаяния. В глубине души Тимофей понимал всю безвыходность своего положения, он видел тупик, который уже был совсем близко, но он продолжал жить в выдуманном собой мире, заменяя реальность на выдумку, сказку, фикцию; мир по ту сторону экрана был гораздо лучше этого - серого, скучного, безрадостного, где его не понимал абсолютно никто. В какой-то момент Тимофей решил, что четыре стены его комнаты площадью в 14 квадратных метров лучше, чем бескрайние просторы за окном, и тогда он решил запереться и не выходить дальше продовольственного магазина на первом этаже своего дома. Деньги у Тимофея были, и довольно неплохие, ведь он жил в великолепный век фриланса, а его навыки программирования и веб-дизайна были востребованы как никогда.
И вот Тимофей вернулся из своего вояжа в прошлое. Он сидел в офисном кресле, обтянутом заменителем кожи, а цветные пиксели на его жидкокристаллическом мониторе образовывали изображение его нынешней любви в образе Валерия Харламова. Он был одет в красную форму с большой белой цифрой 17 на груди, в руках зажата хоккейная клюшка, а взгляд из-под нарочито небрежных локонов был слегка нагловатый и с хитрецой. насмотревшись вдоволь, Тимофей щёлкнул левой кнопкой мыши по стрелке, которая отвечала за показ следующей картинки в его любимом поисковике с большой буквой "Я". Картинка показывала как всегда прекрасного Данилу, Данечку, Данилушку вместе с девушкой.
Тимофей испытал какое-то странное чувство внутри. Это было чувство пустоты, однако не той, что он испытывал, когда проходила в очередной раз любовь. Это было неприятное, гораздо более неприятное чувство. В прошлые разы он знал, что пустота будет заполнена чем-то другим, всегда найдётся замена, в этот же...в этот же раз пустота была вечной.
Он посмотрел на картинку ещё раз. Он глубоко вдохнул и выдохнул. Повторил это несколько раз, затем отодвинулся от стола и с трудом поднял своё большое тело. Тимофей пошёл в ванную, открыл шкафчик и достал свой бритвенный станок. Тимофей предпочитал бриться станками со сменными лезвиями, как и два предыдущих поколения его семьи. Он раскрутил станок и достал лезвие, не затупившееся, поскольку он менял его всего день назад. Он посмотрел в зеркало. Оттуда на него смотрело пухлое лицо в толстых очках, линзы которых увеличивали свинячьи глазки и мешки под ними. Тимофей снял очки и приставил лезвие к шее.
- Я люблю вас. Люблю вас всех.
Это были последние слова Тимофея перед тем, как он перерезал яремную вену, и тёмная кровь хлынула в белоснежную раковину, на обвисшую грудь и цветастые трусы с абстрактным узором. Когда ослабевшие ноги уже не могли держать свой груз, тело Тимофея с глухим стуком упало на кафельный пол ванной.
Солнце над Москвой уже взошло. Люди в тысячах квартир просыпались, готовили завтрак и мылись. Яркое майское солнце радовало их. И только одному человеку было всё равно.
