Вечерней годноты в тред:
Про матросов хочу пару слов рассказать сегодня. Ну что матросы, - как и любые люди в определённо взятой группе, они бывают разными. Бывают с неоконченными высшими образованиями, бывают вообще без среднего, бывают башкиры, дагестанцы и гондоны. А ещё, пару раз правда всего, у нас попадались даже матросы из Москвы.
Один из них помню был каким-то чемпионом по пауэрлифтингу парному (не помню как это точно называется) и как попал на флот, даже сам толком объяснить не мог.
При довольно среднем росте, имел пятьдесят четвёртый размер ноги и какой-то там семидесятый - шапки. Девяностые годы, вы же понимаете, тогда на срочную службу, к нам, во всяком случае, попадали только те, кого удавалось отлавливать в глухих российских селениях, горах и лесах, которые не знали, что нынче демократия и от армии (а уж тем более флота) давно и модно стало косить. А тут - москвич. Чуть не всем экипажем собрались на него посмотреть, когда его к нам привели в первый раз. Да не, шучу, конечно, привёл его я, так как его назначили к нам в дивизион, а на пирсе нас встречали командир дивизиона Антоныч и командир трюмной группы Борисыч.
- Это ты кого нам привёл? - спрашивает Антоныч
- Матрос Кузнецов, - говорю, - назначен к нам трюмным!
- А чего он в лыжах? Лето же?
- Это ботинки, - бурчит Кузнецов, а сам улыбается и краснеет (он всё время улыбался и краснел)
- А где ты взял такие ботинки? У Олега Попова отобрал?
- Не, мне на заказ в Североморске сшили, у меня нога большая.
- Не, нога большая вон у Эдуарда - сорок четвёртый размер, а у тебя она какая-то аномальная!
- Я знаю, - бурчит Кузнецов, - всю жизнь смеются надо мной.
- Ну мы не в цирке, поэтому не ссы, - смеятся не будем. Специальность у тебя какая?
- Никакой.
- А чего тебя к нам прислали?
- Не знаю.
- А сам откуда?
- Из Москвы.
На минуту повисла неловкая пауза. Повисела и села с нами рядом покурить потому, что что висеть, как дуре в одиночестве?
- Из какой Москвы?- уточнил, на всякий случай, Борисыч, - из той самой?
-Ну да, а из какой ещё?
- Ну мало ли там...кто вас знает.
А у нас до этого тоже был матрос из МГУ говорил, только оказалось потом, что это Мордовский госуниверситет, а не тот самый. Поговорили мы с Кузнецовым минут десять-пятнадцать, рассказали ему про тяготы и лишения, посочувствовали его нелёгкой долюшке, а в конце Антоныч резюмировал:
- Ты, конечно, не обижайся, Кузнецов, но в трюмные мы тебя не возьмём. Уж больно ты мягкий какой-то, медленный, а трюмные, понимаешь, они же как Брюс Ли должны быть - резкие и чёткие. Вон, смотри наши орлы какие чёткие!
Два наших "чётких орла" (два с половиной метра роста на двоих поровну) в грязных ватниках боролись в это время со шлангом приёма пресной воды, ругали его матом и били ногами. Со стороны на орлов они были не очень-то похожи, но Антоныч с Борисычем смотрели на них с такой отеческой гордостью, что сразу было понятно - орлы и точка!
- Жалкооо, - бубнит Кузнецов, - я на берег не хочу, раз уж залетел в армию, то на корабль бы.
- Да не ссы, мы тебя интенданту сейчас продадим за банку тушёнки! Ему люди всегда нужны!
- Две, - говорит Борисыч.
- Что две?
- Две банки тушёнки!
- Каждому! - уточняю я, оценивая на взгляд вес Кузнецова.
Продали мы Кузнецова интенданту, все этим вопиющим пережиточным актом рабовладельческого строя остались довольны, включая Кузнецова. А на первом выходе в море, Кузнецова приказали снять с борта. Дивизийный замполит сказал, что какие-то там тесты пришли психологические и, вроде как, всё нормально, но как-то не совсем. Впрочем, как всегда у замполитов. Ну, командир дивизии особо разбираться не стал, снять так снять.
А Кузнецова-то и нет. И вызывали и искали - нет его и всё тут. Штаб дивизии сидит в центральном и вспоминает историю про двух башкиров, которые решили сбежать со службы домой, в связи с тем, что демократия наступила, они служить заебались и от губы Нерпичьей до Уфы всего-то полторы ладони по карте. А заодно решает выпускать нас теперь в море, раз мы матроса проебали или вовсе в тюрьму всех посадить. Ну Борисыч его нашёл, конечно, - Кузнецов так хотел выйти с нами в море, что спрятался в пятом отсеке за цистернами мытьевой воды, решив, что его поищут, да и пойдут в море - а тут он такой, один из ларца, одинаковый с лица.
- Замполит, - говорит командир дивизии, глядя на красного от стыда Кузнецова, - а вы там точно у себя ничего не попутали? Как может человек, который так хочет в море, быть к морю непригоден?
- Тащ контр - адмирал! - берёт слово наш корабельный зам, - разрешите взять его в море под мою личную ответственность, б!
- Разрешаю, б! - говорит командир дивизии и, заодно, подъёбывает нашего замполита с его этой буквой "б" в конце.
И матрос Кузнецов трубил у нас вестовым в офицерской кают-компании, разнося всем суп и котлеты, всё время улыбался и краснел.
А ещё одной осреднённой особенностью наших матрозавров было их перманентное желание отравить свой молодой организм каким-нибудь алкоголесодержащим веществом. За это из нещадно карали и садили в тюрьму, не ну ещё всячески морально унижали, конечно, фразами про то, что восемнадцатилетним дрищам ещё говно через тряпочку сосать положенно, а не алкоголь и всё в таком же духе.
Тюрьма у нас была прямо на борту и на ней висела бирка "Душевая". В море мы в ней мылись, конечно, но в базе из-за её кафельно-холодно-влажной сущности использовали как тюрьму.
- Ну что там, - спрашивал старпом у Антоныча, - сидит там ваш Иванченко?
- Вторые сутки! - бодро докладывал Антоныч, - правда Борисыч проявил зачем-то чудеса человеколюбия и выдал ему ведро, чтобы он мог на нём сидеть, чем, я считаю, опорочил всю суровую честь военно-морского офицерского корпуса!
- Стареет! - хихикает старпом.
- Пора бы и майора уже выдать, - как бы продолжает мысль Борисыч, но старпом делает вид, что крепко уснул прямо в кресле и не слышит его.
Неуставных взаимоотношений у нас не было практически. Этому способствовало два эффективных и действенных фактора: на шестьдесят офицеров и сто мичманов приходилось всего двадцать матросов и офицеры с мичманами сами матросов били, поэтому, и поддерживали дисциплину. Поймите меня правильно, если сможете, но, исходя из принципа некоторого всеобщего равенства на подводной лодке, если тебе что-то поручают, то выполнять это должен именно ты и если твоему младшему товарищу положен такой же кусок масла, яйцо и кружок колбасы, как тебе, то и съесть это должен именно он. Кто этого, вдруг, не понимает на словах или на ментальном уровне, тому приходиться понимать после пиздюлей от старшины команды или командира группы. Морской закон такой. Спускается командир группы в трюм, проверить как ты там чистишь фильтр от помпы и видит, что чистишь его не ты, а вовсе какой-нибудь матрос-ракетчик, - получай в торец. Пару раз получил, - становишься равнодушен к воспитанию молодых моряков.
В обычную военную гауптвахту матроса сдавали всего один раз - всем остальным хватило потом на годы. Гауптвахты просто своей не было и, по договорённости, возили провинившихся матросов в бригаду морской пехоты "Спутник". А там очень любили нарушителей воинской дисциплины и знали какие-то секретные методы воспитания матросов и привития им любви к дисциплине. Один у нас, особенно упёртый, в плане попыток установить годковщину в экипаже загремел-таки туда. Обычный русский паренёк из какой-то рязанской деревеньки, кстати. Отвезли туда его мы с интендантом, типа, по пути домой (километров шестьдесят всего крюк). Принимал его там суровый старший прапорщик, удивительно похожий на тюленя, только усы и клыки побольше.
- Слушай, - говорит ему наш интендант, - я быстро собирался и не успел справку о помывке ему сделать, примешь так?
- А на хер мне твоя справка? Вон - технику моют из шлангов, сейчас и его помоем!
- И ещё это...как бы...я не успел ему аттестат выписать, можно завтра подвезу?
- А на хер мне его аттестат?
- Ну...кормить же ты его будешь?
- Пфффф - засмеялся старший прапорщик-тюлень, - да что я ему, ложку каши не найду? Пусть там его пайку нормальные ребята едят, которые дисципоину уважают!
Читает бумаги:
- Неуставные взаимоотношения? Ооооо, у нас таких любят тут! В правильное место привезли! Через скока забирать будете?
- Ну...пять суток у него...написано же.
- Дык я вижу, что написано, а держать его сколько тут? Хошь месяц продержу, хошь два? Тут ломом плац мести - и за год можно не управиться!
Мне показалось, что уже в этот момент матроса можно было забирать назад и всё бы было нормально, но - приказ командира, есть приказ командира. Забрали его недели через две и когда вели обратно на корабль, то его дружки даже и не узнали его сначала: уводили пухлого, розовощокого паренька, а привели скелетика чёрного цвета со впалыми щеками. Но потом, прям, как к бабке всех сводили - дисциплина была просто железная.
Так что матросы у нас были всякие и служили тоже по - разному. Абсолютно независимо от своей национальности, образования, вероисповедания и чего там ещё. То есть, как я писал, если ты - гондон, то ты и в Африке - гондон. А с усиками там или с пупырышками - уже не имеет значения.
