В общем, как-то раз повадился на огород к Бокуфагу Зверь неведомый и давай егойные посевы разорять. Особенно до репы был охоч, саму репу выкапывал, поедал, а ботву прямо на грядке бросал. И так это Бокуфага злило, что он прямо места не находил, ночами Зверя караулил, но так и не смог перехитрить. Ждал в засаде до самого утра, а зверя и нет. Только он прикорнёт в кресле с книжкой, отдохнёт от мытарств ночных — а Зверь тут как тут: опять две-три репы съел. Непонятно было как его изловить такого хитрого, Бокуфаг уже и ловушки строил, и капканы разные (только Десуфаг разок попался, да и то, когда уходил от Бокуфага с солью, за которой, собственно, и приходил). Подходила пора сбора урожая, а Зверь-Репоед так и не попался. Тогда сговорился измученный Бокуфаг с товарищем своим, Десуфагом, и решили они вдвоём зверя этого заловить. Днём Бокуфаг дежурил, ночью же — Десуфага был черёд. Как только солнце закатилось за горизонт, пришёл уставший Бокуфаг в дом, брякнулся в кровать и уснул, а Десуфаг пошёл зверя хитрого караулить. Долго он сидел промеж реповой ботвы, замёрз уже весь, дело к осени шло. Закутался в маскировочную мешковину, да и, чего греха таить, уснул. Проснулся он от мощного, сочного хруста, доносящегося с соседней грядки. Продрал Десуфаг глаза да и обомлел. На грядке сидело чудище невиданное, голова огромная, руки здоровые, сам шерстью какой-то покрыт. Сидит, репой хрупает, ажно стонет от удовольствия. Хотел было Десуфаг Бокуфага кликнуть, да понял, что Зверь дёру даст. Тогда собрал он храбрость в кулак, стянул с себя дерюгу, которой маскировался, подкрался к Зверю, да и спеленал его, а чтобы тот не особо дрыгался, ещё о репяной ботвой отходил его по бокам. Зверь же тот только мычит в ответ, сопротивления большого не оказывает. Обрадовался Десуфаг и поволок добычу в дом, на свет, чтобы похвастать добычей. Пока тащил, то семь потов с него сошло, ибо изрядно раздобрел Зверь этот на репе дармовой. Затащил его, мычащего, в горницу Десуфаг, кричит, Бокуфага зовёт, а того и след простыл. Ни в кресле его нет, ни в кровати. Исчез, одним словом. Тогда-то и заметил незадачливый Десуфаг, что торчат из мешка ноги знакомые. Распеленал он свою добычу, глядь, а это Бокуфаг! Сидит, глазами вращает, во рту — репа застряла. Схватился тогда Десуфаг за ботву, упёрся ногой в Бокуфага, да и выдернул репу изо рта. И такие, значит, отборные ругательства оттуда полились, что репу он обратно засунул и стал кумекать как так получилось, что Бокуфаг ночью, завернувшись в плед свой из верблюжьей шерсти, отправился сам у себя репу тырить. Потом-то выяснилось, что у Бокуфага на нервной почве образовался этот, как его, сомбулизм. То есть ночами он у себя репу воровал, а днём сам себя ловил. А потом они менялись, то бишь Бокуфаг со Зверем. Один репу ворует, другой ловит. Никто не спит, прошу заметить. Потом Бокуфаг в санаторий поехал отдохнуть и вылечился. Но с Десуфагом ещё долго не разговаривал и репу не ел.
