http://zerkalokryma.ru/lenta/people/interview/9_maya_my_boimsya_povtor[...]ada1/ Сергей (имя изменено) – одессит, врач одесской "Скорой" с 20-летним стажем. Он был на дежурстве 2 мая во время кровавых беспорядков и будет на работе завтра. О том, что видел и чего боится, он рассказал нам в эксклюзивном интервью
– Сергей, расскажите о событиях 2 мая.
– 2 мая я работал в коммерческой бригаде "Скорой помощи". Так получилось, что мы оказались в эпицентре событий раньше городских "Скорых". Это вообще не свойственно для таких событий, потому что все массовые мероприятия всегда обслуживаются заранее. Я работаю в городской одесской "Скорой помощи" 20 лет, даже больше. На все мероприятия дается заявка, выделяется определенное количество бригад, которые там становятся по периметру скопления народа и там дежурят. Почему этого не было – это вопрос не ко мне. По мере освобождения городских бригад с вызовов в центр города кинули уже всех. Наша частная структура небольшая – 7 бригад. И мы все были сконцентрированы в центре города.
– Сколько всего бригад в Одессе?
– Всего порядка 60 бригад. Но муниципальная “Скорая” не знаю, по каким причинам, сработала не так, как должна была сработать. Поэтому в начале был вакуум. Он был недолгим, длился около получаса. Первыми приехали туда мы, и первых пострадавших лично я забирал оттуда. В начале это были просто травмы: черепно-мозговые, переломанные руки-ноги и так далее. Вследствие дубинок, попадания камней в голову. Потом подтянулась городская “Скорая”. Уже пошли другие травмы, когда полетели булыжники, когда полетела брусчатка… Потому что когда летит 3-4-х килограммовый камень и попадает тебе в голову, то там уже все гораздо серьезнее. Это уже был второй этап.
– Второй этап примерно в какое время начался?
– Это было к шести… Между пятью и шестью. Первый начался где-то в районе шестнадцати часов, 16-17, второй где-то около 17-18, а уже третий, заключительный – более кровавый – с семи до восьми. Это уже был пик всего. Тогда уже пошли убитые. Тогда уже пошли огнестрельные раны. И тогда уже пошли более тяжелые травмы в принципе.
– И это еще не "Дом профсоюзов" был?
– Это не "профсоюзы". "Профсоюзы" начались ближе к восьми, когда пошли первые убитые с двух сторон. То есть, как я понимаю, типа вот "наших там убили" и все, планку перевернуло и они пошли туда, в сторону Дома профсоюзов.
– Много ли было огнестрельных ранений?
– На Греческой, в центре лично я завез четыре. Из них один очень тяжелый. Тех, кого ребята еще завозили оттуда – порядка двадцати. При мне умер больной в приемном нашей Первой больницы. Там было попадание из Автомата Калашникова в живот – но пуля была со смещенным центром тяжести, и там была очень впечатляющая травма... Больной уходил прямо на глазах.
– Были ли раненые среди милиционеров?
– Да, были. Были пулевые и у милиционеров, были разные травмы: черепно-мозговые, травмы грудной клетки и так далее… Было в грудную клетку пулевое – на моих глазах привозили в больницу. Было пулевое ранение плеча. То есть и с той, и с другой стороны были пострадавшие...
– Что вы знаете о событиях в Доме Профсозов?
–Я в Доме профсоюзов не был, но общался со своими коллегами, которые там уже стояли и которые оттуда забирали больных. Там травмы были следующие: первое – это люди, которые выпрыгивали с более низких этажей - там были просто открытые переломы конечностей, черепно-мозговые травмы. Чтобы вы понимали, здание очень старое, сталинской постройки. Внутри, чтобы не делать ремонта, в основном – процентов восемьдесят – стен обшиты обычной пластиковой вагонкой. И когда это все закидывалось горюче-смазочными смесями и начала внутри гореть эта вагонка пластиковая, там выделялся очень токсичный ядовитый дым. А как я понимаю – исходя из того, что, мне говорили – людей просто закрыли, заблокировали, в этом здании, им ничего не оставалось, как прыгать. Кто-то прыгал с пятого этажа, кто-то прыгал со второго этажа. Естественно, кто с пятого - они разбивались, погибали. Те, кто со второго - ломали руки-ноги. Ну вот это было и страшно, и грустно. Вот там было больше всего смертей. И представители наших доблестных правоохранительных органов – они пришли туда уже постфактум, когда уже все случилось. Когда людей подпалили, подожгли и, грубо говоря, поджарили.
– Сколько всего было погибших 2 мая?
– Из того, что я могу предположить и из того, что мы считали во всех больницах и подразделениях – больше 60 человек 2 мая и потом в течение суток, то есть 3 мая, еще человек 12 умерло в стационарах из-за тяжелых травм. То есть рассказы о том, что 46 человек погибло – это чушь. И 200 человек обратившихся – это тоже чушь. Это я могу сказать ответственно, потому что я перевез больше 20 человек за эти три часа, понимаете? А бригад было 60 – и все возили. На мой взгляд, обратившихся за помощью было минимум 700 человек, а может быть, число приблизилось к тысяче. Ну и больше 60 человек погибших. Это те масштабы, которые я могу оценить – потому что все стационары города Одессы, все хирургические стационары, которые могли оперировать в тот день, все работали в полный загруз. А это очень много.
– Было ли у вас ощущение, что это было спланировано и организовано?
– Да. У меня вообще ощущение, что у нас все спланировано. Понимаете, когда об этом говорят очень долго и что 2-го числа будет столкновение, и пятое и десятое... И потом это все происходит. Сейчас нам опять же говорят, что 9-го числа будет столкновение, и я уже начинаю в это верить, что оно будет.
– Как-то вас сейчас специально готовят к этому?
– Сейчас естественно и растворы, и перевязочный материал, и шовный материал – то, что нужно в первую очередь – сейчас все в двойном размере пополняется в бригадах. Бригады были не готовы к тому, чтобы оказывать первую помощь в таком объеме. Понимаете, структура работы "Скорой помощи" – есть определенное количество материала в машине. У тебя он заканчивается, ты понимаешь, что он заканчивается, ты заезжаешь на подстанцию, пополняешь и едешь дальше работаешь. А с учетом количества пострадавших материала просто не хватало. А по поводу характера травм – у нас люди работают по много лет, и за все это время может быть огнестрелов такого количества не было, а с ранами сталкивались с разными. Поэтому я не думаю, что здесь. Это уже, знаете, такие тонкости работы – я врач неотложных состояний и должен работать с любой травмой, любой раной, абсолютно спокойно и не задумываясь над этим.
– Лично для вас эта ситуация было новой?
– Вы понимаете, травмы – нет, но когда это массовое, когда напряженка, когда шум, стрельба, метание камней... Я в такой ситуации был в первый раз. Для меня это было очень-очень страшно. Я просто видел глаза этих молоденьких девочек, которые работают на скорой... И когда они попадают в эту ситуацию противостояния – просто жалко на них смотреть было. Вот для них это ад. Не знаю, как они себя потом чувствуют. Потому что это сложно. Я вроде бы знаете, нормально это все перенес, но все равно в мозгах это все осталось. А вот для этих девчонок ад. Ты видишь травму, падение с высоты, ДТП, тот же огнестрел, это как бы такая изолированная ситуация. А когда ты попадаешь в эпицентр этого всего – ты не понимаешь, что происходит и откуда камень может прилететь тебе в голову. Допустим, в Киеве после всех этих событий у всех бригад "Скорой помощи" есть каски армейские и бронежилеты. То есть выезжает бригада, надевает каски, как на войне. А у нас ничего этого нет. Прилетит тебе булыжник в голову – и ты точно так же ляжешь возле этого пострадавшего. Тут немножко все по-другому. Когда в это попадаешь в один, второй, тридцать восьмой раз, наверно на сорок девятый привыкнешь к этому всему. А когда это у тебя в первый раз, то дай бог, чтобы это было в последний раз.
