«Интерлюдия С1 — The Land of Secrets»
Шамеймару Ая решила, что давно не была в деревне. Можно сказать, что она даже тосковала по шуму множества людей, живущих своей, непонятной жизнью. И, конечно же, в деревне ждали материалы для статей.
Надо сказать, она к обыкновенному содержанию своей газеты относилась, скорее всего, даже более скептически, нежели даже самые мрачно настроенные её читатели. Их обманывала известная поговорка, гласящая «в каждой лжи есть крупица правды». Ая же знала, что в том, что она писала на конвейер, нету ничего правдивого. Даже самая могущественная яма не смогла бы найти там ничего правдивого.
Аю это вполне устраивало. Она не видела смысла в том, чтобы открывать все узнаваемые ею секреты широкой публике — всего лишь потому, что большинство было не готово их узнать. Неверная трактовка голых фактов — что могло быть хуже? Трактовать их сама Ая не хотела — был большой риск того, что факты окрасятся в чьи-нибудь цвета, потеряв всякий смысл и став очередной, пусть и не настолько невзрачной, как обычно, пропагандой. Волей или неволей быть проводником чьих-либо сомнительных интересов — для Аи не было ничего хуже. Она не могла дать самой себе гарантию того, что не является чьей-либо марионеткой, хранилищем тонко и тщательно скармливаемой дезинформации, готовым в один прекрасный день встряхнуть Генсокё до основания, вылив на него тысячи ушатов с гнoйными помоями. Тем не менее, журналистка делала всё от себя зависящее, чтобы быть независимой.
Поэтому, если дело хоть на фалангу пальца выходило за пределы простенькой истории о том, что, к примеру, хакурейская жрица сломала метлу в приступе гнева на не желающие подoбру-поздорову собираться в кучи осенние листья, Ая складывала факты в голове — в свою идеально устроенную коллекцию информации. Как-то раз ей представилась возможность одурачить (если это можно было так назвать) всех, вселя в их разумы уверенность в том, что она склонна забывать о вещах, если они достаточно долго находились у неё в памяти. Что же, тем лучше.
Ая не сомневалась, что местные генсокийские бонзы с задатками феодальных лордиков при первой же возможности попытаются ущемить её свободу слова. И поэтому она копила факты.
Журналистке во время столь короткого для быстрейшей тенгу пути из её дома в деревню вспомнилась оставленная на столе схема. Это было чем-то вроде увлечения. Увлечения, которое в один прекрасный день могло принести воз и два бочонка неприятностей на её чёрные крылышки. Она жаждала информации. Она любила определённость — необязательно для всех. Она упивалась тем, что знала больше, чем остальные. Как-то давно, когда ей ещё не были чужды подростковые метания, Шамеймару Ая заставила себя признаться Шамеймару Ае в том, что всё, что она делает на новообретённом поприще журналистики, есть способ утолить эту безумную жажду — желание торчать на игле информации, быть как можно ближе к пульсу окружающего людского и ёкайского общества. Знать всё. Понимать всё.
Она не искала справедливости или чести, раскрывая многие тёмные делишки сильных мира сего. Если бы она хотела обрушить молот общественного порицания на виноватых, то ей ничего не стоило опубликовать данные. Но она этого не делала.
Шамеймару Ае была свойственна своеобразная гордыня. Она давно пропала в пучине застарелого эгоцентризма. Если в молодости это проявлялось в желании соревноваться и доказывать, с годами это превратилось в изысканную, видимую лишь немногим интроверсию. Можно было даже утверждать о наличии несмертельной дозы мизантропии, в определённых её пониманиях, да ещё, пожалуй, некоем особом, выработанном столетиями опыта, дистиллированном нигилизме. Все вышеперечисленные качества, вынужденные для большей ясности называться общепринятыми терминами, тем не менее, были строго индивидуальны в своих чертах.
Деревенская улица была менее оживлённой, нежели Ая ожидала её увидеть. Вероятно, виной всему приближающаяся зима, которая по особо студенистым ночам уже начинала покрывать еле заметным слоем инея ветки деревьев и заставляла окна индеветь. Ая знала, что зима в Генсокё не в пример мягче зим во многих других местах. Говорят, во Внешнем Мире есть земли, где всё было сковано толстым ледяным панцирем со столь давних времён, какие даже самые мудрые старцы вспоминают с трудом — да и то, только с зыбких слов легенд и передаваемых из уст в уста рассказов о былом.
По случаю прихода «белого сезона» Ая надела свой любимый цветной шарфик. Откинув его в сторону, она направила свой путь в один из местных кабаков с целью послушать сплетен. Она прекрасно понимала, что той же Нитори это удалось бы лучше — в общем-то, Ая уже думала заказать для себя её оптический камуфляж, но толка в нём было маловато, — но на безрыбье и привлечение внимания на свою персону может сыграть положительную роль.
***
Попаданец уже был пьян, так что журналистка не очень удивилась, когда его начало совсем уж откровенно нести. Возможно, у него давно не было женщины — иначе чем объяснить неуклюжие — да и, скажем честно, вряд ли осознанные — попытки приставания… Неотёсанные крестьяне загоготали, когда удивлённый немного нечеловеческой анатомией тенгу попаданец попытался погладить её крылышки.
— Я ставлю три серебряные йены на то, что вы сами были бы не прочь, если моё тело оказалось под вашими руками, — громко сказала Ая в зал, не посчитав нужным обернуться. Гомон приутих, пьяницы вернулись к своим делам. Ая мягко оттащила от себя Антона и повела его наружу — всё лучше, чем дышать ароматами здешнего кислого пива и тухлой дичи.
Снаружи было даже морозно. Пора листопадов прошла, и теперь деревья окрест стояли нагие дожидаясь снега, который укроет их сучья от чужих взглядов. Ая перекинула руку Антона через свою шею и, слегка похлопав его по щекам, выудила информацию о том, где именно тот жил.
Сорамару Хомура. Ая не видела эту девушку (тоже, между прочим, попаданку — это не ускользнуло от внимания журналистки) в глаза, но слышала о том, что та владеет небольшим стендом с горячительным и якитори. Каждый зарабатывал на жизнь, как мог. Аю удивляло только то, как в общем-то молоденькая девушка всего лишь за год смогла поднять дело, отстроить себе домик да и… Говаривали, что при кажущейся робости рука у неё тяжёлая, а об характер можно было точить мясницкий тесак. Возможно, стоит взять у неё интервью.
Попаданец проговорил что-то невнятное и, дыша дешёвым пойлом, полез целоваться. Терпение у Аи было бесконечное, но на место его поставить надо было. Вообще, в Генсокё ходили слухи о её лёгком и ветреном характере, но это было неправдой. Лёгкими и ветреными были разве что её крылья да мысли — всё прочее ей приписывали исключительно из зависти. Не то, что она боялась подпитывать сухим хворостом эти слухи, но репутация имела значение, пусть даже и настолько туго вписывающаяся в общую местную иерархию, как её собственная.
Посему Ая слегка тыкнула Антона в рёбра и поволокла дальше по деревенской улице. Это довольно широкое пространство меж деревянных домов было весьма опрятным на вид. Впрочем, Ая знала также, что в деревне можно встретить и места, вполне заслуживающие названия наподобие «Клоповник» или «Блошиный Конец». Сорамару Хомуре хватило ума построить дом в достаточно фешенебельном и безопасном районе.
А вот и её дом. Ая осторожно постучалась в дверь.
***
К себе домой журналистка прилетела в третьем часу ночи, успев почаёвничать у Хомуры. Внимание Аи больше всего привлекла Кагияма Хина, которую журналистка пару раз встречала. Богиня проклятий была весёлым и болтливым существом, но всё-таки оставалась достаточно нелюдимой лесной жительницей. И тут она обнаруживается в деревне людей. И в каком виде…
Сперва Ая изучила взгляд Хомуры. Та посмотрела на незваную гостью с неодобрением, затем увидела Антона. Так вот они какие: ледяные глубины Ада… Через пару секунд за спиной Хомуры появилась Хина. Вместо привычного красного одеяния с несколько превышающим разумные пределы количеством ленточек, богиня была укутана в халат. Ая сдержалась от того, чтобы показать удивление на лице.
Второе, что она заметила — весьма нестандартную для здешних мест планировку дома. Он был одноэтажным, с толстыми деревянными стенами. «Словно строитель хотел уберечься от лютой зимы» — подумалось Ае, когда она сняла свои гета и прошла внутрь. В доме было тепло, на вкус тенгу — даже жарковато. Дом оставлял ощущение тесноты и защищённости, к которой человек или ёкай стремятся, когда их осаждают. То есть, чрезмерной.
Тем удивительнее, учитывая, что Хомура вроде бы врагов в деревне не имела. Наиболее логичным объяснением виделось её прошлое вне Генсокё. Возможно, она попала сюда из места, где шли постоянные войны. Тогда она была опасна — Ая слышала про целые народы, которые столетиями жили на острие боевых топоров. У таких людей даже маленькие девочки учились убивать — чтобы не быть убитыми самим.
Через полчаса Ая была уверена в том, что Хомура — воин. Короткие фразы, стремящиеся к нижнему пределу длины; взгляд, который не умел блуждать. Каждое движение зрачков Хомуры диктовалось какой-то необходимостью. Изучая хозяйку, Ая была уверена в том, что сама, в свою очередь, подвергается не менее тщательному анализу. Возникло неприятное чувство: журналистке показалось на секунду, что её препарируют.
Достаточно насмотревшись на Хомуру, Ая переключила внимание на Хину. Довольно быстро она поняла, что кто бы это ни был, но в теле Хины он чужак. В Генсокё так не говорили. Даже если забыть про акцент, то фразы и построение предложений… Всё было немного чужим. Ая решила не подавать виду насчёт Хины — лишняя осторожность здесь не помешает.
И да, здесь пахло странной тайной. Запах не манил вперёд, как многие подобные ему. От него не пахло грязным бельём или тысячелетней пылью древности. От него пахло опасностью — отнюдь не непосредственной, никто протыкать Аю клинком на этой кухне не собирался. Нет, дело было в другом. Журналистка поняла, что видит перед собой узел, который связывал многие нити. Некоторые из них шли невообразимо далеко и глубоко. Все эти выводы услужливо предоставляла идеально смазанная интуиция, которая не барахлила ещё со времён её молодости.
Нужно быть предельно осторожной. И решить, стоит ли распутывать этот узел.
Придя домой, тенгу сначала приняла ванну, затем уселась голышом на потолке, открыв окна. Горный воздух и холодный ветер помогали мыслям уложиться в ровные порядки. Через пару часов она набросала короткие досье на всех троих, приложила фотографии и убрала это всё в отдельную папочку. «Надо делать всё постепенно».
На следующее утро, встав около полудня, Ая включила мозг на полную мощность. В своё время тенгу разгадала игру Юкари с лунарианцами. Она почти сразу поняла, что за всеми этими играми с полётом на луну, с потешной деревянной ракетой стоит что-то глубже. Она вышла на след Сайгёдзи — этого было достаточно. В какой-то момент, когда Ая следила с расстояния почти две тысячи шагов, как заговорщики пьют краденное лунное вино, у неё возникло желание подлететь к Юкари и снять шапочку в знак уважения — интрига была хороша. Но это весьма неразумное желание было подавлено — нечего светить своей мудростью больше нужного.
Проходили часы, а загадка так и не желала раскрываться. Пару раз Ая даже засомневалась — место ли в её схеме этим троим? Но, несмотря на кажующуюся тщетность попыток, она продолжала думать.
