Я медленно снимаю с себя штаны и носки и начинаю их медленно и тщательно жевать. Выплюнув полупрожеванные носки, я эротично смотрю на кактус. Кактус в шоке сбрасывает иголки и притворяется Жозефиной. Я ставлю носки в угол и чешу шерсть на груди расчёской с крупными зубьями. Твой хвост под светом луны отливает серебряным, по судорожным движениям твоих усов я вижу, что ты готова к спариванию. Я с наслаждением выпускаю когти из третьей пары передних ложноножек, чувствуя как гипофлоксины в моей плазме ускоряют своё движение. Твои чувствительные вибриссы напряжены и ловят каждую волну ультрафиолета, исходящего от моего светящегося брюшка. Чешуя на нем напряжена и готова вот-вот разойтись. Слабо фосфоресцирующая слизь на нем падает тяжёлыми каплями на землю, и ты, изогнув хордовый отросток, слизываешь её с почвы. Твои когти скребут землю, пока я освобождаю твои молоки от груза плоти. Ты тихо шипишь от боли, пока я раздираю твой живот и копошусь в толще дымящихся сладких внутренностей.
Это твой первый сезон спаривания, но твоя генетическая память подсказывает тебя, как правильно поступить, и ты изворачиваешься, открывая мне свою брюшину полную тёплого, дымящегося тепла. Я вытаскиваю молоки и, раздирая чешую, вырывая с корнем пластинки, защищающие головобрюхо, впихиваю их в себя. Ты уже умираешь, и в твоих гаснущих глазах я вижу непонимание. Я не оплодотворил тебя. Я засунул наше потомство внутрь себя. Просто… дело в том, что я всегда хотел быть самкой.
Кактус тихо роняет лепестки в воды полные резвящегося планктона…