«Сумеречный Гость» или «Посвящение Белой Птице Юга, Делающей Поворот через Левое Крыло над Ледяным Озером». * * * Мистический рассказ в псевдоавтобиографическом стиле. * * * Опустим то постыдное название, под которым эта остановка известна большинству жителей нашего городка. Пусть лучше будет «Ледяным Озером», в честь главной достопримечательности. Собственно, тридцать первого декабря все озёра ледяные, но это — в особенности. Не скажу точно почему, но наверное, всё-таки, размер имеет значение. Стоя на пригорке и смотря на спрятанные в белом, как мех песца, снегу дали, приукрашенные лишь чёрной бахромой леса, невольно вспоминаю поочерёдно тевтонцев и девятый ад Данте, а потом прикидываю сколько из первых сейчас там. Обычно я, конечно, добрее просто близость к провонявшему бензином автобусу не проходит бесследно. Спускаюсь вниз по откосу. Если забыть о том, что позади дорога, её шум скоро станет роком моря. Подобные превращения, кстати, совсем не редкость: кто жил в большом доме в одиночестве — подтвердит. Судя по солнцу, сейчас около четырёх — успеть бы на место до окончания сумерек. (Можно, конечно, было выйти из дому пораньше, но тот, кто желает простоты и рациональности, не добьётся успеха в моём деле. Собственно, такой человек им и не займётся: незачем.) А прийти я должен только и только после захода солнца, но обязательно до наступления ночи. Символику, я полагаю, разъяснять не требуется. Путь, между тем, не близкий. Хотя как посмотреть... Если бы я вышел на остановку раньше, дошёл бы по грунтовке за десять минут, но что я говорил о тех, кто ищет лёгких путей? Сегодня важно всё: и время, и место. Не идти сегодня через Ледяное Озеро и через Лес — всё равно, что остаться дома. Я не выдерживаю, и снова смотрю на солнце — ещё высоко. Шёл бы я по прямой — точно успел бы, но опять же, какой смысл придти в нужное время в нужное место, но быть не тем, кем ты должен был быть? Не об этом ли притча про умника, нарушившего дресс-код на царской свадьбе? Потому-то я и иду противусолонь, а на пути, как назло, попадаются одни сугробы. Уже полные ботинки снега набрал, щиколотки болят от холода, а я только начал... Не простыть бы... Но вернёмся к теме. Я в автобусе всё думал как лучше обходить Озеро: по- или против- солнца. Если «по-», то это и «вперёд», что само по себе неплохо, и «за светилом», и такой ледокольчик мне бы точно не помешал. С другой стороны, я ведь сейчас шагаю «навстречу» ему, и на встречу со светом, да и в движении назад сейчас есть немалый смысл: я же иду исправлять свои старые ошибки, и значит мне нужно попасть в тогда, когда я их совершал. Так я и не мог ничего решить, пока не вспомнил, что на одном берегу — Лес, а на другом — только с лета ещё оставшиеся после пляжников помои. Лес это отдельная тема для разговора: столько с ним связано странных и завораживающих воспоминаний. Я уже начинаю представлять как буду идти на закате среди его обнажённых стволов, протягивающих руки к небу, но вдруг натыкаюсь на тянущийся как раз оттуда (не уверен — с неба или из Леса, но с той стороны) след. Встаю на колени. Вроде, какая-то большая собака, может даже волк. Их у нас, правда, не водится, но тем знаменательнее встреча. Что ж, подобное приглашение отвергать совершенно неприлично. Потягиваюсь и бегу трусцой по следу, шумно вдыхая через рот и стараясь уподобиться тому, кто этот след оставил. Разве что не подвываю. С удивлением обнаруживаю себя на противоположном берегу и резко торможу. Проторённая в снегу дорожка тянется дальше, обратно к остановке. «Твою ж ты мать, — цежу сквозь зубы, — я уж подумал, что ты — Боз Гурд, разбивающий барабаны и рвущий натянутую тетиву... Бегаю за тобой как тюркский воин, а ты... Только время из-за тебя потерял. Правильно тебя, Фернир, в Асгарде гнобят.» Бреду назад по колено в снегу, а солнце, тем временем, продолжает неторопливо, но неотвратимо, ползти к горизонту. Так опускается молот опытного кузнеца на будущий клинок. Карабкаюсь через сугробы, подгоняя себя мыслями о том, что будет если я опоздаю. Даже то, что мне опять придётся ждать пока полная луна будет в зените вскоре после заката — мелочь. Но возвращаться с пустыми руками, с поражением, да ещё когда мечта была так близко — я этого не вынесу. Я же уже полтора года мудохаюсь, и всё без толку. Надо мной даже горгульи со здания мэрии смеются! А соседи и сокурсники молчат только потому, что я с ними не разговариваю, и уж тем более не делюсь с ними секретами — для этого есть живущий на Театралке Молчаливый Сфинкс. Наконец, добираюсь до Леса и, задыхаясь, падаю на землю у первого же дерева. Ствол кажется тёплым и я чувствую внутри медленное, уверенное биение жизни, чем то похожее на весеннюю капель. Это всегда успокаивает и придаёт сил. Я встаю и с достоинством отряхиваюсь, потом выбиваю снег из ботинок. Солнце же ещё только прикоснулось к тлеющему горизонту в прогале между сиреневых силуэтов девятиэтажек. Так начинается решающая часть моего похода. В Лесу то и дело попадаются чьи-то следы. Переплетаются между собой, разбегаются и свиваются кольцами. Я не отвлекаюсь. Я теперь сам — лесной зверь; и хищный. Невольно улыбаюсь: тоже мне рысь среди ветвей. Боров в брачный период. Обычно я довольно угрюмый, а когда смеюсь, всем кажется, что я вот-вот задохнусь, но Лес хорошо на меня влияет. Самое смешное, что в одиноком дереве волшебства нет. У нас в универе есть фикус в кадке. Красивый, зелёный и такой же мёртвый, как линолеум, на котором эта кадка стоит. Зато чахлая рябина на пустыре за домом — живее всех живых. Так и я в Лесу. От этих мыслей безумно одолевает желание раскопать снег и зарыться в прошлогоднюю листву или хотя бы просто посидеть, прижавшись спиной к коре. Встряхиваю головой — рано мне ещё включаться в мировой круговорот питательных веществ, и всё же замедляю шаг, тем более, что я, по неведомым причинам, опережаю график, а останавливаться мне не следует. Заодно расправляю плечи и подбираю длинную сучковатую палку — побудет пока дорожным жезлом. Всё так, как надо. Остаток пути прохожу в молчании. * * * Наконец, деревья расступаются, освобождая мне дорогу. Встаю на краю леса и втыкаю свой жезл в снег — завтра зацветёт. Ветер робко колышет мои волосы и надувает парус плаща, а ворон на ближайшей ветке переминается с лапы на лапу и неуклюже кланяется. — Свершилось. Мой твёрдый голос раскатывается над Озером и, вобрав в себя каменный гул, возвращается ко мне торжествующим эхом. Во дворе одной из лежащих передо мной изб зашлась диким лаем разбуженная моим присутствием псина. В окне другой хаты вижу знакомую фигуру. Я уже собирался было выступить из лунной тени и взять то, за чем я сюда явился, и вдруг вспоминаю кто я, собственно, такой. Я — Сумеречный Гость, я прихожу между днём и ночью, я вхожу без стука, остаюсь без спроса. Я могу забрать с собой всё, что угодно, и всегда — что-то важное. Душу. Или Сердце. И вот я, кому место во дворцах и обсерваториях, кто следит за миром через щель между строками летописей, кто лиловой тенью смотрит из подвалов разрушенных городов, хочу попасть... туда? Ради этого... Нет. * * * Я вздыхаю и качаю головой. Потом застёгиваю куртку, надеваю шапку и, чуть ли не в припрыжку, мчусь назад, к остановке. Снова натыкаюсь на след Боза Гурда и решаю идти по нему доконца. Не удерживаюсь и на бегу заливаюсь своим клекочущим хохотом. Выкрикиваю в густую темноту: — Жить! В эпоху! Свершений! Имея! Возвышенный! Нрав! К сожалению! Трудно! Красавицы! Платье! Задрав! Видишь то! Что искал! А не новые! Дивные! Дива! 10 января 2014г